, можно вполне сравнить отношение современной экономической теории к теории «Принципов» с отношением современной физики к физике 1890-х годов. В 1894 году, если мне не изменяет память, Хендрик Лоренц заявил, что, по его мнению, теоретическая физика достигла совершенства и перестала поэтому быть интересной. Сегодня мы поостережемся делать такие заявления. Время прекрасных в своей простоте и четкости линий прошло. Их сменил полный беспорядок– разрозненная масса фактов и элементов, которые, кажется, не поддаются никакой систематизации.
Примерно то же самое произошло и с экономической теорией. Я не собираюсь сейчас перечислять все злоключения капиталистической системы и рассказывать о той смене политических ориентиров, к которой они привели. Дело не в том, что устарели взгляды Маршалла на практические проблемы, общественные вопросы и тому подобное. Возможно, они и в самом деле устарели, но для целей настоящей статьи это несущественно. Существенно же то, что устарел его аналитический аппарат и что он устарел бы в любом случае, даже если бы наши политические взгляды оставались прежними. Даже если бы ход истории остановился и ничто в мире не развивалось, кроме экономического анализа, теории Маршалла все равно был бы вынесен тот же приговор.
Однако в некотором смысле учение Маршалла никогда не сможет полностью кануть в прошлое. Его влияние сохранится на неопределенное время не только потому, что учение такого масштаба и мощности всегда становится частью научного наследия, но также и потому, что в этом учении есть некое качество, которое эффективно противится тлену. Выросший в эпоху, когда на каждом углу кричали об эволюционном прогрессе, Маршалл одним из первых экономистов осознал, что экономика – это эволюционная наука (хотя его критики не только упустили эту часть его рассуждений из виду, но и порой обвиняли его экономическую теорию в невнимании к эволюционному аспекту). В частности, Маршалл писал, что человеческая природа, которую он объявил главным фокусом своих исследований, является пластичной и изменчивой и зависит от окружения. Однако и это сейчас для нас не самое главное. Главное то, что свою ориентированность на эволюцию Маршалл сохранил и в теоретическом анализе. В нем не чувствуется завершенности. В отличие от Милля Маршалл никогда не заявлял, что с той или иной проблемой покончено навсегда и что никакой ее аспект больше не нуждается в дальнейших пояснениях ни его собственных, ни прочих авторов. Напротив, он понимал, что возводимое им здание носит временный характер. Он постоянно ссылался на труды других ученых, в том числе в областях, которые были для него чуждыми. Благодаря этому новые проблемы, идеи и методы, к трудам других ученых совершенно беспощадные, становились его союзниками. Маршалл разбил обширный укрепленный лагерь, в котором находилось место для каждой новой идеи, более того, кажется, что для каждой из них он заранее это место приготовил. Многие восставали против его правления, но в основном это были бунтовщики лишь местного значения. А иногда случалось, что мятежники обнаруживали – или другие обнаруживали за них, – что Маршалл заранее предвидел их цели, так что для восстания, в сущности, нет причин.