— Чуть? — Ворон иронично приподнял брови. — Это — чуть? Он моих щенков в мясорубку собирается бросить, если ты еще не поняла.
— На мой взгляд, ты сгущаешь краски, — покачала головой магесса. — Он правда приехал только сегодня, и просто не успел бы тебе так насвинячить. И потом — здесь есть кому это сделать и без него. Я тебе еще сто лет назад говорила — не буди спящую собаку!
— Пойду я, — Ворон одернул шубу. — До совещания времени всего ничего, надо успеть пообедать. Выслушивать планы обратного захвата утраченных земель малой кровью на голодный желудок я не собираюсь.
— Там такое не брякни, — попросила его Эвангелина и приказала своим подмастерьям: — Пошли уже.
Те беспрекословно подчинились, правда, толстый Прим, уходя, повернулся и нехорошо прищурился, как бы запоминая каждого из нас.
— Дешевка, — презрительно сказала на это Эбердин. — Мы вроде как должны были его испугаться.
— А еще он мог вот так сделать, — добавила Сюзи Боннер, показала нам «рогульку» из указательного и безымянного пальцев и поводила ими в воздухе. — Мол, я за вами слежу!
— Если бы он так сделал, то я бы его без всякой магии и поединков удавил, — небрежно бросил Мартин. — Подождал темноты, прищучил этого толстуна, когда он будет один, и удавил. Не люблю таких жестов.
— Силен ты на словах, — с поддельным уважением сказала вдруг Луиза. — Вот прямо — герой.
Мартин хотел ей что-то ответить, но не успел — возмутился наставник, которому надоело ждать, пока мы соизволим направиться за ним следом. И правда — чего это мы?
К лекарям мы так и не пошли, Ворон потопал прямиком домой. Был он сосредоточен, задумчив и непривычно молчалив. Мы вообще его таким ни разу, по-моему, и не видели. Мы привыкли к тому, что он все время говорит нечто вроде: «Ну все, плохи твои дела», но при этом каждый знает, что в самый крайний, самый последний момент последует насмешливая реплика мастера, которая поможет справится с ситуацией. А вот таким, напряженно-мрачным, мы его видеть не привыкли.
Даже Фил — и тот не шастал под ногами, а тихонько сидел на кухне, возле стенки, и печально шелестел листвой.
Ворон разморозил его еще накануне, и за то время, что мое домашнее растение было в ледяном сне, оно изрядно подросло, причем не столько в рост, сколько… Даже не знаю. Вширь? Проше говоря — у него добавилось ветвей, ствол стал толще и крепче, а лепестки цветка потеряли мягкость и затвердели, как скорлупа от орехов, так что теперь, когда Фил был чем-то недоволен, он издавал отчетливое цоканье. И вообще — это был уже не цветок, а какой-то клюв.