В нескольких милях впереди вставала скальная стена, скрывающая остаток дороги, а вершина ее никогда не снимала снежной шапки. Офицер огляделся. Хевен с одной стороны прикрывал дикий лес, с другой – скала. Тот, кто приходил сюда добровольно, был безумцем или отчаянным малым.
Такие размышления, возможно, и не имели большого значения, но по крайней мере отвлекали внимание от ветра. Лейтенант использовал минутку, когда вихрь несколько приутих, и снова осмотрелся. Согласно документам, окрестности были слабо заселены, ледяные вихри и труднодоступность проживанию тут не содействовали. Что не значило, что здесь вообще нет людей. Вон, далеко, на другом конце лесистой долины, поднимался вверх столп седого дыма. Охотники, бандиты, браконьеры? Без разницы. Если заметят караван – а ведь наверняка заметят, – то в любом случае не осмелятся подойти.
Только после прохода сквозь скальную щель, что должна была находиться в стене перед ними, они окажутся на землях, которые обозначены как безлюдные. То есть не было там поселений, в которые сборщики налогов осмелились бы заявиться даже в сопровождении армии.
Соорудить туда дорогу для фургонов будет непросто. Еще несколько дней назад Кеннет оценил бы время, необходимое для таких работ, в месяц. Но теперь? Постоянно приходилось помнить, что позади еще тысячи фургонов, – но и десятки тысяч рук для работы. И десятки тысяч конских хребтов, готовых двигать, перемещать и убирать любые препоны на пути. Понял он это, когда они подготавливали проезд по желобу, где едва не потеряли ведущий фургон. В четверть часа в желобе стало полно людей. Углубили русло ручья, чтобы направить воду в одно место, засыпали лужи и расщелины камнями, после чего уложили тысячи балок и досок, по которым должны были выехать фургоны. Все – менее чем в четверть дня.
Однако эта армия строителей настоящую свою силу показала лишь позже, когда в тот же день они начали корчевать широкую – в тридцать футов – и в милю длиной просеку через лес. Несколько тысяч человек встали вдоль дороги, по единому знаку тысячи топоров одновременно поднялись и принялись рубить. Первые деревья пали через четверть часа и после отёски были мигом оттянуты в сторону, а к этому времени уже начали крениться следующие. Когда кто-то из рубак уставал, его сразу же сменял следующий: стук топоров не стихал ни на мгновение. Целый день лес стонал и плакал отзвуками падающих сосновых стволов, деревья рубили у самой земли, вырывая корни с помощью четверных запряжек, дыры же сразу же засыпали и утрамбовывали. Ночью поставили тысячи ламп, а верданно не замедлились ни на миг.