Парень взял у нее лепешку, начал ломать ее и есть. Она ощущала его взгляд.
– Завтра мы отправляемся дальше, – начала она. – Я говорила уже тебе, что мы хотим покинуть эти горы, потому, если ты тоже захочешь, можешь поехать с нами. Я и Нее’ва перед тобой в долгу, а это значит, что весь род перед тобой в долгу. А если хочешь просто отдохнуть, а потом вернуться домой, то тоже можешь это сделать, только ты должен знать, что мы уезжаем.
Она протянула ладонь.
– Только ничего тут не поломай, хорошо?
Он, как обычно, не ответил.
– Я приду еще перед сном, принесу тебе еды и воды. Жди.
Он отступил подальше в темноту, накрылся пледом.
Кей’ла тяжело вздохнула. Было бы куда проще, если бы во взгляде его появились хоть какие-то эмоции. Что-то, что свидетельствовало: он понимает пусть не язык ее, но хотя бы интонацию. Пока же ей казалось, что разговаривает она с диким животным.
Некоторые долги трудно платить.
Климат в Хевене был особенным. Даже симпатичным, если кому-то нравились скалы, камни и ветер, что дул с такой силой, что человеку приходилось изрядно наклоняться, чтобы его не опрокинуло. И так они и шли, подпираемые с одной стороны ветром, пронизываемые навылет ледяным дыханием, поскольку даже плащи не слишком-то здесь спасали.
Кеннет выругался и взмахнул, балансируя, руками, когда ветер внезапно стих, выведя его из равновесия. Конечно, вихрь сделал это лишь затем, чтобы через миг дохнуть с удвоенной силой.
Голова колонны осталась позади, на краю леса, а лейтенант повел половину роты на разведку, потому как карта оказалась не настолько подробной, чтобы на ее основании установить положение расщелины, которую они искали. На пергаменте была просто обозначена дорога с пометкой: «слева от грани хребта». Только вот – насколько слева? Сто ярдов, двести, пятьсот? Тем, кто нашел дорогу через Олекады, как видно, и в голову не приходило, что дорогой этой пойдут несколько десятков тысяч фургонов, которым нужен заранее разведанный и тщательно размеченный путь. Тем более что на этой скальной грани не хватало места для свободного маневра фургонов.
Ведь Хевен можно было назвать гранью, пусть широкой, скалистой и ветреной. Когда рассматривали карту, рядом с названием виднелось несколько размазанных знаков; Кеннет готов был поставить годичное жалование, что кто-то написал там: «проклятущий йоханый Хевен» или «да пошел он нахер, этот Хевен». Уже впервые взяв в руки карту, он начал что-то подозревать. К тому же, в отличие от большей части граней, на этой не росло ничего, даже горный мох – все проигрывало бой с адским ветром, сдувающим со скал мельчайший фрагмент почвы. Зато все пространство здесь усеяно было каменными обломками размерами от человеческой головы до валунов, которых и нескольким мужчинам не обхватить. Кеннет видывал подобные места на севере Белендена, места, которые выгладили животами древние ледники, оставив после себя тысячи камней.