Мужчина остановил ее резким рывком, посадил на землю и привязал к вбитому в грунт колышку. После чего исчез. Она осторожно вздохнула, сбитые о седло ребра и живот болели, но давление на мочевой пузырь слегка уменьшилось, а потому был шанс, что она не обмочится. По какой-то причине в тот момент это казалось ей самым важным. Не обмочиться, не покориться, они могут ее убить, но не увидят лужи мочи под ее одеждой.
Болтовня вокруг пульсировала в своем ритме, кто-то крутился за спиною пленницы, сперва один, потом несколько, но никто не обращал на нее внимания. Лупили молоты, вбивая в землю деревянные колышки, шелестела материя, запахло дымом. «Лагерь, – поняла она. – Они разбивают лагерь».
Осознание этого заставило ее сердце сжаться. Лагерь – спокойствие и ощущение безопасности. Если кочевники ставят обоз, это значит, что они ощущают себя в безопасности, что нашим не удалось их разбить…
Нашим… Нет уже «наших». Эта мысль была словно горсть холодной грязи, которую кто-то пихнул ей за шиворот, и теперь она стекала вниз, замораживая все новые и новые части тела. Она ехала на лошади противу собственной воли, но наверняка не сделала всего, чтобы этого избежать. Могла драться, дать себя убить, но не позволить, чтобы ее забросили на седло.
«Дер’эко тоже, – пришла мысль, – тоже ехал верхом, но ведь его не исключили из семьи». Но Первый – это каневей Волны, он командует пятью сотнями колесниц, и какой бы грех он ни взвалил на плечи, смоет его кровью врагов. А что может сделать она? Сплести еще больше ивовых загородок?
Где-то в стороне вспыхнул шум, сперва испуганный, а потом – и оттого сжалось ее сердце – все более радостный. Крики и смех приближались, и внезапно кто-то подошел и содрал тряпку с ее головы. Овеянное ветрами, перечеркнутое криво сшитым шрамом лицо оказалось напротив нее. Узкие глаза прищурились:
– Ну, маленькая савеньйо, гляди, что остается от глупцов, которые думают, что колеса – лучше ног и копыт.
Кей’ла даже не повернулась в указанном направлении, сосредоточив все внимание на говорящей. Потому что это была женщина – обтягивающая кожаная одежда не оставляла никаких сомнений: старая, с седыми патлами, заплетенными в несколько тонких косичек. Говорила она на меекхе, языке империи, хотя с ужасным акцентом и странно растягивая гласные.
– Я знаю, что ты меня понимаешь, вы все теперь говорите на меекханском. Там, – женщина схватила ее за ухо и, дернув, заставила развернуться в указанную сторону. – Если не посмотришь, я отрежу тебе веки.
Она не шутила, перед лицом Кей’лы блеснул узкий нож. Но она и так бы их не закрыла.