– Оторви ему руки, – велел Уэстли Феззику.
Тот и сам поджаривался, ибо у всякой мантии всесожжения есть пределы, и ему хотелось разоблачиться, но сначала он потянулся к Еллину.
– А – этот, что ли? – спросил Еллин и уронил ключ; Иньиго убрал шпагу, и Главнокомандующий улизнул.
– Открой ворота, – сказал Уэстли Феззику.
– Очень жарко, – ответил тот. – Можно я сниму эту хламиду?
Уэстли кивнул, Феззик стащил горящую мантию и уронил на землю, а затем отпер ворота и приоткрыл створки, чтобы все трое протиснулись.
– Запри, а ключ оставь себе, – сказал ему Уэстли. – Наверное, половина шестого уже миновала; надо сорвать свадьбу за полчаса.
– А когда победим – тогда что? – спросил Феззик, ворочая ключом в огромном замке. – Где встречаемся? Я такой человек – мне надо все объяснять.
Не успел Уэстли ответить, Иньиго вскрикнул и выставил шпагу. Из-за угла к ним бежали граф Рюген и четверо стражников замка. На часах 17:34.
Сама свадьба закончилась только в 17:31, и ради этого принц исчерпал без остатка весь свой талант убеждения. Когда вопли за воротами перешли все границы приличий, Хампердинк мягчайшим манером перебил архидиакона:
– Преосвященство, моя любовь попросту превозмогает мое терпение – переходите, пожалуйста, к заключительной части церемонии.
На часах 17:27.
– Хампердинк и Лютик, – промолвил архидиакон, – я старый человек, и соображений о браке у меня немного, но мне представляется, что в этот наисчастливейший день я обязан ими с вами поделиться.
(Архидиакон был глух как тетерев, и этот недуг донимал его лет с восьмидесяти пяти. В последние годы архидиакону почти не становилось хуже – разве что обострилось патологическое косноязычие. «Буак, – говорил он. – Стауый чеуовек». Очень трудно было относиться к нему всерьез, если поминутно не напоминать себе о его титуле и прошлых свершениях.)
– Буак… – начал архидиакон.
– Преосвященство, я вновь перебиваю вас во имя любви. Умоляю, по возможности поспешите к финалу.
– Буак – гуёза в гуёзе.
Лютик почти не замечала, что происходит. Уэстли, наверное, уже мчится по коридорам. Он так красиво бегает. Еще на ферме, задолго до того, как она познала глубины своего сердца, ей приятно было смотреть, как он бежит.
Кроме молодых, присутствовал только граф Рюген, и суматоха у ворот нервировала его. За дверью он выставил четырех своих лучших фехтовальщиков, и в крошечную часовню никто не ворвется, но все-таки, что ни говори, там, где полагается стоять Погромной дружине, слишком много народу слишком громко вопит. В замке остались только эти четверо стражников графа: для грядущих событий публика принцу не требовалась. Только бы этот церковный болван поторопился. Уже 17:29.