– Спаси нас, Феззик, спаси, или нам конец!
А Феззик, как известно всему свету, страдал от ужасно заниженной самооценки. И теоретически в словах Уэстли ему виделась глубокая истина. Спасать людей. Как это прекрасно. Что может быть лучше, чем спасать людей, тем более вот этих троих? Да ничего. В общем, теоретически ему надлежало уже готовиться нырять.
На практике он сидел на дне шлюпки и дрожал.
– Феззик, пора! – крикнул Уэстли.
Феззик задрожал пуще.
– Ему надо в рифму, – объяснил Иньиго. И сказал Феззику: – Феззик за друзей горой.
Феззик задрожал еще пуще.
– Подсказать? – завопил Иньиго; шлюпка затрещала.
Дрожит.
– Потому что он герой, – продолжал Иньиго.
Феззик и слушать не желал; он закрыл голову руками.
– Чего ему бояться? – крикнула Лютик.
– Феззик! – заорал Уэстли ему в ухо. – Ты боишься акул?
Феззик задрожал сильней. И потряс головой.
Их вот-вот подхватит водоворот.
– Спрута-сосальщика?
Только хуже дрожит. И опять трясет головой.
Водоворот уже тянул их на дно.
– Морских чудищ?
Дрожит, трясет.
И Уэстли, понимая, что в текущих обстоятельствах у них почти нет шансов выжить, вскричал:
– Ну скажи мне!
Феззик плотнее обхватил голову руками.
Тогда Уэстли закричал громче прежнего:
– Ничего нет хуже морских чудищ. Чего ты так боишься?
Феззик поднял здоровую свою башку и умудрился поглядеть им в глаза.
– Что вода в нос попадет, – прошептал он. – Ненавижу. – И опять закрыл голову руками.
Шлюпка уже распадалась. В последний миг они уцепились за обломки, и Уэстли сказал:
– Я слишком слаб для такого дела – Иньиго, давай ты, – а Иньиго сказал:
– Я испанец, не стану я мужику нос зажимать, – а Лютик отнюдь не в последний раз услышала свой голос:
– Мужчины… – и, когда их подхватил водоворот, обеими ладонями зажала Феззику нос.
Водоворот с первой минуты знал, что в итоге они достанутся ему, – за многие века он не проиграл ни одной битвы, с тех самых пор, как некий солдатик, возвращаясь из крестового похода, застал водоворот в замечательно умиротворенном состоянии, почти ухитрился проскользнуть, но в считаных футах от берега лишился сил, рухнул навзничь, и уж тогда водоворот не зевал, припрятал солдатика на дне, продержал его, сколько никого никогда не держал, и отпустил дрейфовать в акульем направлении.
Акулы подстерегали и сегодня – вот свезло-то, аж четверых порвем; они плавали у кромки водоворота, наблюдая, как погружаются в воду тела. Феззик не сопротивлялся, и пальцем не шевельнул, пока Лютик не взялась покрепче. Водоворот потянул их вниз, все быстрее и быстрее, на самое дно, а Феззик не противился, надеясь, что остальные смогут задержать дыхание, как им еще не доводилось, и вскоре нащупал морское дно. Тут было неглубоко, водовороты глубину не любят, и великанское тело Феззика свернулось пружиной, и он оттолкнулся могучими ногами с такой силой, какой прежде в них не бывало. И едва тело его устремилось курсом на поверхность, он заработал руками, неутомимыми своими ручищами, замолотил ими так свирепо, что водоворот даже растерялся, и водоворот сражался как мог – заревел громче, закрутился быстрее, – но руки не замирали, ничто их не останавливало, и цепи были крепки, и остальные лишились чувств посреди этой битвы, однако Феззик, вынырнув у дальней кромки водоворота, понял, что Иньиго со своим стихом не ошибся, нынче Феззик и впрямь герой…