– Феззик, ты чего грустишь? – а он отвечал:
– Не люблю, когда она болеет, – и в ту же ночь у Уэверли поднималась температура.
Он точно знал, когда она хочет есть или устала, понимал, отчего она улыбнулась. И когда вот-вот закапризничает.
А потому, считала Лютик, из него выйдет идеальная нянька – куда еще совершенствовать няньку, которая знает, что случится дальше? И Феззик все время присматривал за девочкой, а когда она дремала, собой закрывал ее от солнца, и потому, заговорив, Уэверли стала называть его Тень, чем он и был в ранние годы, ее тенью.
Позже, когда она научилась играть, ей достаточно было ему подмигнуть, и он уже понимал – не что она хочет играть, а в какую игру. И Уэстли, и Лютик считали, что да, конечно, у их дочери весьма необычные отношения с нянем, и, однако, им крупно повезло, потому что у Лютика было время отлежаться и поправиться, а что еще лучше, им двоим удавалось побыть наедине. В общем, Феззик и Уэверли учились друг у друга и радовались друг другу. Иногда, конечно, ссорились, но это, как-то раз объяснила ему Лютик, неизбежная часть воспитания.
– Можно мы с Уэверли поиграем в водовороте? – то и дело спрашивал Феззик.
Лютик колебалась:
– Она от этого переутомляется, Феззик.
– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
В итоге Лютик, конечно, уступала, и они бежали к водовороту, по пути захватив прищепку, и ныряли, и Уэверли прочно сидела у Феззика на голове, а он держал ее за ноги, и – вж-жик! Просто волшебное зрелище – родители вместе с Иньиго нередко наблюдали. Потому что, победив водоворот, Феззик с ним подружился. Отталкивался посильнее для скорости, заплывал в воронку, и она таскала их по кругу, и Уэверли визжала, а Феззик держал равновесие, и они вместе носились по воде – их любимая игра, она всегда так весело заканчивалась…
До нее уже было рукой подать, что Феззик и сделал, притянул Уэверли к себе, снова скорчил рожу, чтобы девочка не боялась.
– Тень, – сказала она, страшно довольная.
Еще три тысячи футов.
Он крепче ее обнял.
Две тысячи.
Скалы надвигались, и Феззик понимал, что ему не спастись. Но если удастся прижать ее к себе, лечь в воздухе и ее обнять, чтобы первый удар пришелся на его могучую спину, высока вероятность, что ее тряхнет – ну да, тряхнет ее основательно.
Но она может выжить.
Он плоско улегся на ветру. Изо всех своих добрых сил ее обнял.
– Рыбё-онок, – наконец прошептал он. – Если захочешь тени, вспомни обо мне.
Еще разок напоследок скорчить рожу.
Еще разок услышать ее благословенный смех.
Феззик зажмурился, думая об одном: все-таки слава богу, что я великан…