Иован Иованович прибыл в Вену в качестве сербского посланника в конце декабря 1912 года на смену Симичу. Последний был старым, опытным дипломатом, исполненным такта и достоинства, он достаточно успешно справлялся со своими по меньшей мере весьма трудными обязанностями. Даже в нормальное время положение сербских представителей в Вене после 1903 года было не из легких, если принять во внимание национальный антагонизм между населением обеих стран и постоянное раздражение, вызывавшееся взаимными обвинениями в шпионаже, пропаганде, притеснениях и подстрекательстве к государственной измене.
Когда Иованович прибыл в 1912 году в Вену, положение было особенно щекотливым ввиду тревожных последствий первой Балканской войны и стараний, которые Австрия прилагала на Лондонской конференции к тому, чтобы лишить сербов плодов их побед. В отличие от своего предшественника Иован Иованович был молодым человеком, лет сорока, не больше. Даже по описанию одного из своих лучших друзей и коллег, новый посол с непокорными густыми волосами, темными глазами и огромными черными усами внушал гораздо меньше доверия, чем его респектабельный предшественник. В Вене, не стесняясь, утверждали, что Иованович в 1908 году вел агитацию против аннексии Боснии и Герцеговины и даже командовал отрядом комитаджей.
Поэтому, когда Иованович прибыл в Вену, его отнюдь не считали там persona grata. Говорят, что Австрия сначала не желала дать свое согласие на его назначение, а потом неоднократно давала понять, что она была бы довольна, если бы его отозвали. Но Белград не обращал внимания на эти намеки. Прием, оказанный ему, далеко не отличался сердечностью. Когда его представляли Францу-Иосифу, император, говорят, только кивнул головой, вместо того чтобы подать ему руку, как это обычно принято в таком случае. Эрцгерцог вообще не пожелал его видеть. Берхтольд был холоден и ограничил свои отношения официальными делами.
При таких неприятных обстоятельствах Иованович особенно ценил свои сердечные отношения с Билинским. Билинский незадолго до того был назначен союзным министром финансов Австро-Венгрии, и ему было подчинено гражданское управление Боснией и Герцеговиной. В связи с этим ему приходилось обсуждать много вопросов с сербским посланником. Так как он сам был славянином (галицийским поляком), то ему было легче, чем австрийскому немцу или мадьяру, установить дружеские отношения с сербом Иовановичем.
Действительно, для того чтобы улучшить отношения между обеими странами, в скором времени в Вене решили – и это было одобрено Францем-Иосифом и Берхтольдом, – что Билинский должен вести дипломатические переговоры с сербским посланником и затем докладывать о них Берхтольду. Это, конечно же, было совершенно ненормально и не соответствовало обычному порядку. Но, кроме приведенных уже оснований, это объяснялось еще и свойственным Берхтольду безразличием, а также честолюбивым стремлением Билинского сосредоточить в своих руках как можно больше власти и усилить свое значение. Этим и объясняется, почему весной 1914 года Иованович мог отдать предпочтение Билинскому и сделать именно ему, а не Берхтольду или кому-либо в Министерстве иностранных дел осторожный намек на опасность для эрцгерцога Франца-Фердинанда его поездки в Боснию.