Есть от чего впасть в отчаяние. Если лодку выловят, то извлекут и меня. Вряд ли удастся донырнуть под водой до противоположного берега. Успокаивало одно: по берегу больше не было лодок. Будет невероятным, если они захватили с собой складной катер. Они ведь не Джеймсы Бонды, чтобы извлекать плавучие средства из карманов.
Волна мирно билась о борт. Воздуха было достаточно. Голова не кружилась. По моим подсчетам, лодка шла по течению мимо деревни. Вскоре она скроется из вида, завернув за излучину. Только бы не прибило к берегу. Тогда не поздоровится. Ноги вдруг нащупали внизу осклизлый камень. Вот и другой. Их тут целая куча. Если это берег, мне конец. Раньше их не было на этом месте. Пока я служил, песок смыло, обнажив камни. Но камни есть и на середине реки. Там образовалась коса. И вода там была всего лишь по щиколотку. Приткнуться к ней значило тоже попасть им в руки.
Скорее всего, это была коса: я чувствовал, как быстрое течение лижет подошвы. Обувь я сразу же сбросил, как только перевернулся. Носки тоже стянул, зацепив большим пальцем ноги. Тулуп по-прежнему был со мной. Он лежал на дне под сиденьем, и когда лодка перевернулась, он, намокнув, так и остался внутри, зависнув на сиденье. В кармане лежали наручники и пистолетный затвор. Возможно, они еще пригодятся. У меня уже был план выхода из ситуации. Наручники с запчастью от пистолета могли помочь запудрить мозги.
Осторожно перебирая ногами по острым камням, я миновал косу и поплыл дальше.
Меня трясло от холода. Мучил вопрос: далеко ли удалось уйти. Подобрать меня здесь никому не удастся: берега вдоль протоки непроходимы. Выловить лодку можно лишь в следующем селе. Протока впадает в том месте в основное русло и теряет свое название. Омоновцы могут там поджидать. В любом случае им нужны доказательства моей гибели, поэтому лодка им будет нужна. Там они могут воспользоваться артельным катером.
Я поднырнул под борт и, не торопясь, тихо вынырнул: на обоих берегах стеной стояли пихты. Выпустив из рук обласок и, не поднимая волн, я поплыл к высокому берегу, к Старой Моряковке. Сколько я помнил себя, там никогда не жили люди. Лишь у берега лежал чугунный якорь, по косогору тянулись ямы от землянок да от реки вверх шла старая проселочная дорога.
С трудом доплыв, я ступил на дно и, утопая по щиколотку в синей глине, выбрался на берег. Якорь с обломанной лапой лежал на прежнем месте. Луговина кем-то выкашивалась, поэтому не успела зарасти лесом. Я поднялся выше. Здесь тоже был покос и стояли копны сена.
С наступлением ночи, обходя на дорогах посты, пользуясь старыми проселочными дорогами и заросшей просекой, с изорванными в кровь ногами я постучал в материнское окно. Моряковский Затон отходил ко сну.