Поднялись на этаж. Тамара выскочила из просторной кабины и поскакала на высоких каблучках за угол. Только бы своих застать кого.
Подбежала к посту.
– Ой! Так торопилась, – принялась тараторить. – Думала, не успею, чтобы вас застать. Как тут мой-то?
– Кто? Ах, этот… У которого дистрофия?
– Вот именно…
– Лежит себе. Потихоньку отходит и даже хотел кушать.
Филькина, топчась как на углях, посмотрела на часы – вроде как время поджимает.
– К нему запретили… – опередила девушка.
– Да я быстро – одной секундой! – крутнулась на месте Тамара. – Только туда и обратно. Хоть взгляну да в лоб поцелую…
Медсестре пришлось согласиться. Как откажешь? Знают немного друг друга…
Тамара белым пятном проскочила по коридору и скрылась за дверью палаты. Подошла, присела на край кровати.
Александр Сергеевич хлопал глазами. Выспался и начинал соображать.
– Как ты? Все лежишь? – произнесла стандартную фразу Тамара. – А я одна там воюю. Кончились у тебя таблетки?… Вот тебе еще упаковка. Спрячь, а то ведь они находят и все лишнее выбрасывают. У них же предписание… у медиков…
Достала из кармана упаковку и сунула тому под одеяло, почувствовав леденистое прикосновение руки. Хиреет на глазах организм. Не много, видать, осталось тому сопротивляться. Еще пара глубоких «затяжек» – и каюк «истребителю». Просто уснет и не проснется. И сведений об истинной причине гибели никаких. Официальный диагноз: остановка сердечной мышцы на фоне истощения. А что бы вы хотели – жил один, питался через раз да к тому же пил. Естественная смерть большинства алкоголиков.
– Коля приехал, – радостно проблеял Сергеич, блестя глазами. – Приходили вчера…
– Знаю, – оборвала его Тамара. – А ты и обрадовался. Ты что же думаешь, пришли твоим здоровьем заниматься? Ошибаешься. Им твоя «сталинка» нужна – вот что!
Двинула головой по сторонам – что-то разошлась, лишнего говорить стала, однако снова продолжила прежнюю линию.
– «Не делайте из ребенка кумира» – может, слышал? Иначе он вырастет и потребует жертв. Вот он и приехал, дитятка твой.
– Он и раньше всегда приезжал. По месяцу жил, бывало… И по полтора.
– И что из того?! Ему деньги нужды твои и квартира. Пропишется к тебе, а самого в дом-интернат сдаст. Это у них теперь в моде, у молодых.
– Знаю…
– Ну, вот. Раз знаешь, тогда и думай. Ключ у меня просил, а как я дам, если я не хозяйка.
– Что ты наделала!.. – Лушников ощетинился. Вскинулся головой кверху. – Как ты могла! Ведь он же мне сын…
– А мне он никто. Он же меня первой и вышибет вместе с дочерью, а ведь мы с тобой все-таки жили…
Она прикусила язык. Надо было сказать: не жили, а живут до сих пор, и еще долго будут делить супружеское ложе. Подумала и сморщилась.