— Ты даже не помнишь.
— А что, было что помнить?
— Костя, мальчик, в которого я влюбилась. Полгода любила тихо, скромно. Вообще скромная была. А потом призналась лучшей подруге…
Соня сидела на подоконнике, поджав под себя ногу, и смотрела на улицу. Она подхватила насморк в воскресенье, когда вместе с Ириной отправилась на лыжах, и теперь с понедельника загорала дома, на больничном. В принципе в этом можно было бы углядеть положительный момент, как раз сегодня у них была контрольная по математике, но… Но кроме контрольной сегодня еще выглянуло солнце и почувствовалось, что весна вступает в свои права. Видимо, их с подружкой лыжная вылазка была последней в этом сезоне.
Соня не спускала глаз с дороги. Ее мать собиралась на работу, и девушка слышала, как в гостиной хлопают дверцы шкафов и о чем-то гундит радио.
Ее школу не было видно из окна комнаты. Каждое утро Соня выходила из дома, переходила через дорогу и шла узкой тропинкой между старыми трехэтажными домами. С этой дороги и тропинки она теперь и не спускала глаз. Будильник, стоящий на столе, показывал восемь часов десять минут. Соня сползла с подоконника, чтобы сменить затекшую ногу, и тут увидела его.
Костя шел в школу той же дорогой, что и она. Он жил в большом доме у леса и учился в ее школе.
Ее счастье длилось ровно минуту, пока он стоял, пропуская автобус и пару легковушек. Но транспорт уехал, а он скрылся за углом.
Соня слезла с подоконника и легла в кровать. Очень вовремя: мать заглянула в комнату. Она была одета в серый брючный костюм, и до Сони долетел запах ее духов.
— Ты уже встала?
— Нет, еще полежу. — Соня натянула одеяло до подбородка. — Что-то холодно.
— Я заварила тебе ромашковый чай. В термосе на кухонном столе. И не забудь полоскать горло. Да, совсем забыла: суп в холодильнике, гречневая каша на плите.
Как только мать ушла, Соня вскочила на ноги. В ее ближайшие планы входили примерка маминых платьев, которые она все равно никогда не осмелится надеть открыто, практический урок косметики, прочтение Мориса Дрюона и обед, состоящий из бутербродов с колбасой и солеными огурцами. А потом, в два часа, она опять увидит Костю, возвращающегося из школы. Потом к ней наверняка придет Ирина. Или хотя бы позвонит по телефону. В общем, жизнь не так плоха. Если бы еще все мечты, которым она предавалась, стали бы реальностью… Но это вряд ли случится.
Соня была очень стеснительной. Как многие застенчивые девочки, в свои пятнадцать она была ничем не примечательной. Худая и чуть-чуть сутулая, Соня страдала оттого, что ей приходится носить очки. Конечно, надевала она их только в случае острой необходимости. В школе Соня всегда сидела за первой или второй партой и, если как следует прищуривалась, вполне сносно различала то, что было написано на доске. Но неуверенность, свойственная многим близоруким людям, все равно отражалась на ее облике. Когда ты не очень хорошо видишь, ты себя ощущаешь очень неуверенно, не в своей тарелке. Иногда Соня не здоровалась с кем-то просто потому, что не узнавала человека без очков. Ирина смеялась над ней, советовала носить очки и не стесняться, но ей легко было говорить. Хорошо сложенная брюнетка с четкими чертами лица, Ирина обладала общительным характером, запросто общалась как с девочками, так и с мальчиками и постоянно становилась лидером и в шалостях, и в общественно полезных делах. Кроме всего прочего, она любила играть. Во что угодно — в баскетбол, в волейбол, в преферанс… Так что мальчики сохли по ней пачками. Ну пусть и не пачками, но человек пять-шесть безнадежно влюбленных в ее списке числились. Например, Макишев таскался за ней по пятам, хотя Ирина издевалась над ним жестоко и часто. А Соне оставалось быть на вторых ролях. Эдакой дуэньей при принцессе.