- Господь обещал мне, - ответил Николас.
Долф презрительно фыркнул.
- Дети растерзают тебя на клочки, если чуда не произойдет, - бросил он.
Николас заметно побледнел, вздрогнул.
- Рудолф ван Амстелвеен, твои слова ранят наши сердца, словно острые кинжалы! - взвизгнул дон Ансельм. - Зачем ты тратишь силы, помогая детям, если не веришь словам богоизбранного Николаса?
- Да затем, что не могу вообще отговорить детей от этого похода! - вскричал Долф, потеряв всякое терпение. - Вы… вы придумали для этих несчастных сказку, красивее которой они в жизни ничего не слыхивали. Вы обманули их! Попомните мои слова, дон Ансельм, в Генуе у вас ничего не выйдет, и уже на берегу восемь тысяч детей поймут, что их мечта разбита вдребезги. Вот тогда придет час вашей расплаты, это я вам обещаю.
С этими словами Долф поднялся и шагнул из палатки, тут же наткнувшись на Леонардо, который поджидал его.
- Ты теперь всегда будешь за мной следить? - еще не остыв от гнева, набросился он на студента.
Леонардо невозмутимо улыбнулся.
- Я слышал, мы завтра отправляемся.
- Только через мой труп! - воскликнул Долф и помчался к лазарету.
…Еще издалека он заметил столб дыма над погребальным костром. Упряжка стояла, готовая тронуться.
- Сколько сегодня?.. - выдохнул он, останавливаясь рядом с Петером.
- Трое.
«Осталось пятнадцать тяжелобольных», - размышлял Долф.
Смерть этих троих уже не так потрясла его. Он пережил столько смертей, что сердце его ожесточилось. Будущее рисовалось ему в самых мрачных тонах: через несколько дней случаев со смертельным исходом будет уже не три, а тридцать или триста…
Он успел хорошо узнать Ансельма, чтобы не сомневаться: монахи вместе с Николасом осуществят свой завтрашний план. Ансельм торопится. Но почему? Что за тайна окутывает этот немыслимый крестовый поход?
Он задумчиво смотрел на Петера, и гнев понемногу стихал, уступая место тревоге, горечи, страху.
- Ты хочешь увидеть Иерусалим, Петер? - внезапно спросил он.
- А кто не хочет…
В этом весь Петер - сплошные уклончивые ответы. Но Долф очень ценил его: у парня было множество достоинств. Прирожденный лидер, он отличался к тому же какой-то особой, внутренней интеллигентностью. Всего несколько недель пути превратили сына крепостного в юношу, наделенного чувством собственного достоинства и необыкновенной проницательностью. И еще - он почувствовал, что такое свобода.
- Почему ты ушел из дому, Петер?
Юноша поднял голову.
- А ты ушел бы, Рудолф ван Амстелвеен, если бы дома тебе доставалось побоев больше, чем еды? Не ушел бы, зная, что тебе открыта дорога в Иерусалим, где вечно сияет солнце и где не придется работать?