– А кроме комплиментов, голландец выдал что-нибудь?
– Не спеши. Сейчас узнаешь, какие слова и, главное, где он произнес…
– Так где же?
– Председатель, как основательный мужчина и педантичный ученый, для начала продемонстрировал мне прекрасную сторону Консьержери.
– Я думала, там сплошные тюремные камеры.
– Гло, я же тебе говорила: это бывшая королевская резиденция…
– Ах да… Ну, тогда есть на что посмотреть.
– Да-да, тот огромный зал, который вмещал в себя Вселенную! Ну, по крайней мере, в местных масштабах. И там я забыла о витражах…
– Из-за Тюльпанчика?
– Точно, бэби. Под сводчатыми арками, под шикарными люстрами голландец устроил такое…
– Признался в любви?
– Нет! Всего лишь станцевал со мной менуэт!
– Оригинал…
– Бэби, думала ли я, что мне доведется все-таки попасть в королевскую резиденцию и станцевать менуэт с благородным кавалером? Какая же я молодец, что догадалась правильно одеться! У меня была, помнишь, Гло, такая многослойная, многоярусная юбка, в коричневато-зелено-золотистых тонах?
– Ну да. Ты еще ворчала, что к ней нечего надеть – такая она самодостаточная.
– Вот-вот! Но я ее взяла с собой, в надежде, что присмотрю что-нибудь в парижских бутиках… А когда собиралась в Консьержери, совсем случайно рядом с юбкой в чемодане оказался бархатный топ глубокого коричневого цвета – бэби, я ахнула, когда надела! И поняла, что пойду в этом наряде во дворец, в тюрьму, на гильотину – всюду, куда потащат, – и везде буду хороша!
– И вот тебя привели в каземат…
– Нет, в галерею королевского дворца! И там, укрывшись за колоннами, мы станцевали менуэт по всем правилам! Благо туристов почти не было – да и какое кому дело, чем занимается в королевской галерее благородная пара…
– По крайней мере, не целуется и не тискается.
– Смею тебя уверить, Гло, менуэт выглядел поистине великолепно!
– Верю, верю.
– Это было похоже на танец двух мотыльков на закате.
– Ма, это уже почти поэзия…
– Станешь тут поэтом… Ведь сразу из галерей мы перешли в те самые тюремные камеры.
– Да, контраст должен был оказаться впечатляющим.
– Не то слово, бэби. Тюльпанчик вел меня по коридорам, один мрачнее другого, мы переходили от камеры к камере, и каждая была пропитана бедой, смертью, трагедией… Весьма жестокая экскурсия, скажу тебе. Но я обещала вытерпеть ее до конца, и он вел и вел меня, показывал и объяснял, не пропуская ни одного имени, не упуская ни единой подробности…
– Я бы загнулась с тоски.
– Да, Гло, теперь я знаю, как выглядит ад на земле.
– Председатель-то оказался поклонником исторических ужасов.
– Скорее Тюльпанчик захотел вызвать во мне катарсис.