От Ходжента до Самарканда было примерно около сорока трех фарасангов – расстояние, которое можно преодолеть при сильном желании за пару суток, при доброй езде за три дня, но минбаши Джильберге добирался почти целую неделю. Сначала он довольно бойко двигался по левому берегу Сайхуна и ужасно обрадовался, когда дорога свернула влево, оставляя одну из двух главных рек Мавераннахра позади. К вечеру он и его спутники добрались до караван-сарая, расположенного почти посредине пути от Ходжента до Самарканда, и здесь, разговорившись с купцами, двигающимися второй день из столицы в Ташкент, он узнал потрясающую новость. Оказывается, не далее как в воскресенье Тамерлан, который и до того чувствовал себя плохо, окончательно слег и даже утратил речь. Кто-то из лечащих его врачей проговорился, что дни измерителя вселенной сочтены. В тот же день во дворце Кок-Сарай объявился предатель Султан-Хуссейн и вместе с сыновьями Мираншаха, Султан-Мухаммедом и Сулейманшахом пытался произвести в Синем дворце переворот. Подвело заговорщиков лишь то, что все они и большинство их людей были пьяны. В полночь явился старший из сыновей Мираншаха, любимчик Тамерлана Халиль-Султан, и разогнал подвыпивших молодчиков, причем Султан-Хуссейна он хотел посадить под стражу, но тот снова куда-то улизнул.
Продолжая свой рассказ, купцы цокали языками, возводили очи горе, всплескивали руками и нарисовали такую жуткую картину тревоги и хаоса, царящих в Самарканде, что расчетливый немец невольно задумался, а стоит ли ему вообще спешить. Разум подсказывал ему, что в смутное время лучше держаться подальше от великих столиц и государевых дворцов. На другой день он сказался больным и никуда не поехал из довольно уютного караван-сарая. За целый день из Самарканда не притекло ни одного человека. В четверг, продолжая оставаться в этой точке на полпути, Шильтбергер дождался каравана, идущего из Самарканда в Ходжент. Он тотчас пристал к караванбаши, которого звали Алладдином Аль-Джангери, с расспросами о том, что происходит в столице. Алладдин оказался весьма говорливым малым и нарассказывал такого, что у Джильберге волосы на голове зашевелились.
– Тамерлан мертв, это я могу точно сказать, – говорил он. – Его смерть будут еще долго утаивать от народа, а тем временем обстряпывать свои делишки. Сейчас всякий здравомыслящий человек предпочитает исчезнуть из Самарканда, чтобы ненароком не оказаться замешанным в том или ином заговоре или не попасть под горячую руку заговорщикам.
– А что Султан-Хуссейн? Где он сейчас? Не слышно?