Все равно у нее не было никакого опыта ухода за детьми. Ни у кого из ее подруг дети еще не появились, а она была единственным ребенком, и даже подрабатывать присмотром за чужими детьми ей в школе не приходилось. Она ничем не могла помочь. Зато в доме было полно прислуги. Леон сам разберется.
От этой мысли ее придавило еще большей тяжестью. Она не знала, как с этим всем разбираться. Не знала, как простить подобное.
Но она уже отдала себя Леону. Даже до того, как он к ней прикоснулся, Роза его любила, и ее чувства стали еще глубже с тех пор, как они начали спать вместе. С тех пор как у нее появилась новая надежда.
Дверь спальни открылась, и она села на постели, подтянув одеяла к груди, прикрываясь ими, хотя была полностью одета.
– Что тебе нужно, Леон? – спросила она, не пытаясь скрывать чувства в голосе.
Леон захлопнул за собой дверь и пересек комнату:
– Ты так и будешь на меня сердиться?
– Думаю, да.
– Я ничего не могу изменить. Не могу повернуть время вспять.
– А я никак не могу избавиться от того, какие ужасные чувства у меня вызывает эта ситуация. Я просто не понимаю. Не понимаю, как ты мог так поступить.
И тут Леон взорвался. Весь гнев, который, надо полагать, копился у него внутри со времени аварии, с тех пор, как он лишился воспоминаний, выплеснулся наружу.
– Я тоже не знаю, как мог так поступить, Роза! Я ничего этого не помню! Не помню, какой логикой руководствовался, какая там вообще может быть логика. Почему я не делил постель с тобой? Почему отвернулся от собственного ребенка? Я не знаю, как отвечать на эти вопросы. Все исчезло. У меня внутри черная дыра. И я никогда не доберусь до ее дна. У моих поступков есть последствия, это я понимаю. Понимаю, что отсутствие ответов не делает меня невиновным. Но легче от этого не становится.
Роза стиснула зубы, борясь с сочувствием. Она держалась за свой гнев, как за спасательный круг, и не собиралась отпускать.
– Мне от этого тоже не легче. Это значит лишь то, что я не могу на тебя сердиться так, как хочу. – Она сделала глубокий дрожащий вдох. – Ты блестящий бизнесмен, но ужасный муж. Ты не любишь никого, кроме себя, Леон. И так было с давних времен.
Похоже, ее слова поразили Леона как молния. Она была удивлена самой себе не меньше. Но говорила она чистую правду. Все это она давно похоронила в глубине души, даже глубже, чем свои чувства к мужу. Принимая решение развестись с ним, она руководствовалась не гневом.
Леон преодолел расстояние между ними, наклонился над ней, сидящей на кровати, обвил рукой ее талию и притянул к себе. Его темные глаза сверкали.