А еще посланники Наполеона уверили маршала в том, что «король бежал из Парижа», так что защищать ему больше некого, а «трехцветный флаг развевается ныне над каждым городом во Франции». «Ней был в растерянности, он не знал, чему и кому верить», – пишет С. Захаров. Тем не менее он не дал никакого ответа посланникам и всю ночь провел в размышлениях. Ход его мыслей, по словам Р. Делдерфилда, сводился к следующему: «Постепенно ему становилось ясно, что между Наполеоном и возможностью бескровного завоевания Франции стоит он один. Его страшила ужасная ответственность за выход из кризиса. Роялисты ожидали, что он остановит продвижение Наполеона, Бонапарт ожидал, что он очистит ему дорогу на Париж, простые люди желали, чтобы он спас Францию от гражданской войны и повторного вторжения иностранных армий. Он был один, рядом с ним не было ни одного друга, к которому он мог бы обратиться за утешением и советом, и железные нервы Нея начали сдавать. Это был гораздо более сильный вызов судьбы, чем тот, которому он так блестяще противостоял в России. Ней был человеком действия, и его мозг был негибок, как мозг ребенка».
С этой оценкой британского историка в целом можно было бы вполне согласиться. За исключением, пожалуй, последней фразы, за которой опять проглядывает его намек на то, что маршал якобы «никогда ничего не смыслил в политике». Между тем в размышлениях Нея в ночь на 14 марта не было тупой прямолинейности. «Было одно решение, – пишет С. Захаров, – однако и другие варианты выхода из создавшегося положения продолжали мучить маршала: он мог собрать войска, затем, оставаясь верным присяге королю, сложить командование над войсками и последовать за Людовиком XVIII или остаться в стороне от всех этих событий. Но Мишель Ней выбрал другой путь». И объяснил затем свое решение своим генералам вполне логично и убедительно: «Королю мы безразличны! Только император с уважением относится к солдатам Франции! Я дал Людовику шанс, и я сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы Наполеон отрекся от престола, поскольку я не хотел видеть Францию, ввергнутую в пучину гражданской войны, и я не хочу этого и теперь! Вся страна переходит на сторону императора, и бороться с ним – полное безумие!»
Вслед за этим маршал объявил, что тоже переходит на сторону Наполеона, и протянул генералам прокламацию. Это была сделанная его рукой и подписанная его именем копия с текста, составленного самим императором. Оригинал он уничтожил, таким образом опять-таки сознательно взяв ответственность за ее содержание на себя. Прочитав этот документ, генералам ничего не оставалось, как «пассивно наблюдать, как он торопится совершить самую большую ошибку в своей жизни». Да, эта ошибка маршала действительно была большой, но, к сожалению, не последней.