Легендарный дядя Гиляй – известный русский писатель Владимир Алексеевич Гиляровский, неугомонный репортер и знаток старой Москвы, – однажды затеял ревизию московских клоак.
«Я задел обо что-то головой, поднял руку и нащупал мокрый, холодный, бородавчатый, покрытый слизью каменный свод и нервно отдернул руку… Даже страшно стало. Тихо было, только внизу журчала вода. <…> Я еще подвинулся вперед и услышал шум, похожий на гул водопада. Действительно, как раз рядом со мной гудел водопад, рассыпавшийся миллионами грязных брызг, едва освещенных бледно-желтоватым светом из отверстия уличной трубы. Это оказался сток нечистот из бокового отверстия в стене. За шумом я не слыхал, как подошел ко мне Федя и толкнул меня в спину. <…> В руках его была лампочка в пять рожков, но эти яркие во всяком другом месте огоньки здесь казались красными звездочками без лучей, ничего почти не освещавшими, не могшими побороть и фута этого мрака. Мы пошли вперед по глубокой воде, обходя по временам водопады стоков с улиц, гудевшие под ногами. <…> С помощью лампочки я осмотрел стены подземелья, сырые, покрытые густой слизью. Мы долго шли, местами погружаясь в глубокую тину или невылазную, зловонную жидкую грязь, местами наклоняясь, так как заносы грязи были настолько высоки, что невозможно было идти прямо, приходилось нагибаться, и все же при этом я доставал головой и плечами свод. Ноги проваливались в грязь, натыкаясь иногда на что-то плотное. <…>
Через несколько минут мы наткнулись на возвышение под ногами. Здесь была куча грязи особенно густой, и, видимо, под грязью было что-то навалено… Полезли через кучу, осветив ее лампочкой. Я ковырнул ногой, и под моим сапогом что-то запружинило… <…> В одном из таких заносов мне удалось рассмотреть до половины занесенный илом труп громадного дога. Особенно трудно было перебраться через последний занос перед выходом к Трубной площади, где ожидала нас лестница… Здесь грязь была особенно густа, и что-то все время скользило под ногами. Об этом боязно было думать. А Федю все-таки прорвало: „Верно говорю: по людям ходим“».
Канализацию в России строили не спеша: Одесса и Тифлис (1874-й), Царское Село (1880-й), Гатчина (1882-й), Ялта (1886-й), Ростов-на-Дону (1892-й), Киев (1892-й) и, наконец, Москва (1898 год). Для очистки сточных вод в Киеве, Москве и Одессе были построены поля орошения. Спору нет, трудились на совесть, однако еще много воды утекло, прежде чем нужник, убогий кривой пенал, расположившийся в чистом поле, и вечный символ неподвижной российской жизни, уступил место фаянсовому ватерклозету, сверкающему ослепительной белизной. Хотите знать, уважаемый читатель, как выглядел стандартный помещичий особняк пушкинских времен в российской глубинке, который сегодня чуть ли не обожествляют как очаг уюта и домашнего благополучия? Извольте. Прежде всего, он строился по типовому проекту, с четырьмя унылыми колоннами на фасаде. У более зажиточных хозяев колонны были оштукатурены (с капителями наверху), а у менее успешных – срублены из тощих сосновых бревен. О капителях, понятное дело, разговора нет. Впрочем, слово специалисту: