Переписал все набело. Явился в контору пинежской почты:
— Вот этот пакет в Петербург, а этот — прямо в Москву, к господину Каткову. Где-нибудь да прохватит.
— Катков — лицо высокое, до царя вхож, — сказал ему Пупоедов. — Высоко залетаете — больно падать будет.
— Извернусь в полете, — отвечал Вознесенский. — И, как кошка, на четыре лапы встану…
Пупоедов не сразу отправил статью в столицу. Сначала почтмейстер снял с нее копию и послал в губернское правление — в канцелярию губернатора, князя Гагарина. Только потом он разослал статью Вознесенского по редакциям. Довольный собой и всем содеянным, Пупоедов стал поджидать губернской кутерьмы, которая вскоре неизбежно начнется, — ему лично в усладу и радость, а другим — в ужасное посрамление.
Катков статью пинежского секретаря напечатал. Петербург тоже опубликовал ее. Однако имя автора известным публике не стало. Но зато из его корреспонденции читатель узнал о бескорыстной госпоже Эльяшевой. О ней вдруг заговорили газеты. Печать вступилась за нее. И никто не вступился за автора!
Уездный секретарь остался только чиновником — мелкой сошкой, плюгавцем, которого можно раздавить так тихо, что мир не услышит писка, и архангельский губернатор давить начал.
— Вот и верь после этого людям, — сказал князь Гагарин. — Мой же чиновник — и позволяет себе такие публичные выходки в печати… Соблаговолите же, господа, узнать у этого дерзкого памфлетиста, по наущению кого писал он статьи?
Это поручение губернатора пришлось исполнить пинежскому исправнику. Филимон Аккуратов зазвал секретаря к себе.
— Велено из губернии доподлинно вызнать: кто поручал вам статьи печатать по газетам разным? Своей волей грешили или по чужому зловредному внушению вы в писательство уклонились?
Вознесенский даже оторопел от самой тупости вопроса.
— А разве, — спросил он, — писатель пишет потому только, что ему начальство писать поручает?
— Иначе и быть не может, — сообщил исправник убежденно. — Потому как иначе волю писателям дай, так они нас совсем и без ума оставят… Глаз да глаз нужен!
Тут Вознесенский, всегда невыдержанный, пришел в бешенство.
— Вон, вон, — кричал, — вон висит у тебя, дурака, Писемский под иконами!.. Спроси у него — кто ему поручил книжки писать?
Исправник, вздрогнув, обозрел жидкую бороду Писемского, которая умостилась под густопсовыми бородищами святых угодников. Истомленное лицо автора «Горькой судьбины» показалось Аккуратову святым как никогда.
— Не кощунствовать! — заорал он в ответ. — Митрополита прошу с сочинителем не путать и персон жизни духовной в разговоре не касаться!..