— Сынок, милый, уж не винишь ли ты нас с отцом в смерти твоей девушки? — осторожно спросила мать как-то за завтраком.
— В её смерти виноват только один негодяй, и уже скоро он предстанет перед судом, — угрюмо ответил Кузьма, допивая чай.
— А ведь как Халилов заботился о ней! Все люди восхищались.
— Всё, прекратим этот разговор, мама. Этот ублюдок не стоит того, чтобы о нём даже изредка вспоминали.
Надев форму, Кузьма вышел из дома. Его уже не вдохновляла карьера судебного пристава: интерес к службе угас вместе со смертью любимой.
У здания суда он встретил Бурматова.
— Рад тебя видеть, господин Малов, — сказал Митрофан так, словно их случайная встреча была самой значительной радостью в его жизни.
— Я тоже, — сухо буркнул Кузьма, но это не смутило Бурматова.
— Когда суд над Халиловым и Мавлюдовым? — поинтересовался он, доставая из пачки папиросу и закуривая.
— Пока не знаю, — ответил, пожимая плечами, Кузьма.
— А ты готов к предстоящему заседанию?
— Я жду не дождусь этого дня.
— Только не пори там горячки, я знаю тебя.
— А уж это как получится. Не приговорят козла старого к смертной казни, я сам придушу его прямо в зале суда.
— Ты бы не думал о мести, Кузьма, — сказал Бурматов. — Халилову и так воздадут сполна за его «заслуги».
— Хотелось бы надеяться, — усмехнулся Малов недоверчиво, натягивая перчатку. — А вот возьмут и пожалеют? У него же в своё время всё было «схвачено» в суде. Пожалеют «по старой памяти», на каторгу отправят вместо казни, объяснив «смягчающие обстоятельства» старостью подсудимого.
— Пусть даже так, — пожал плечами Бурматов. — Меньше двадцатки каторжных работ не дадут, это уж точно, а такой срок… Сам понимаешь, для Халилова это хуже, чем смерть.
Попрощавшись и отойдя от Малова на пару шагов, Митрофан вдруг обернулся:
— А вот старика Мавлюдова в Уфе к двадцати пяти годам каторги приговорили, слыхал?
— Нет, — посмотрел на него с недоумением Кузьма.
— Я только вчера узнал об этом, — улыбнулся Бурматов. — Услышав приговор, мерзавец скончался от сердечного приступа прямо в зале суда. Очень может быть, и подлюгу Халилова ждёт такая же участь.
Проводив его долгим задумчивым взглядом, Кузьма вошёл в здание суда, где его уже ожидал вызов к начальнику.
— Проходи, присаживайся, Кузьма! — поприветствовал он Малова. — У тебя всё в порядке?
— Не совсем, — признался Кузьма, присаживаясь на стул.
— Ах да, знаю о твоей беде, — вздохнул начальник. — Очень тебе соболезную.
Кузьма пожал плечами. Начальник достал из шкафа графин с водкой и пару стаканов:
— Времена настают трудные, Кузьма. Сам чёрт не разберёт, что творится в России нашей. Погрязли по уши в войне с Германией, а в тылу все как взбесились. Кругом на улицах митинги и забастовки. Закон попирается всеми, и считается это кощунство чуть ли не доблестью.