Жив ли ты, труп ли ты, пой-ка!
Да славится наша попойка,
Пусть славится наша пирушка,
Где череп веселых – игрушка,
И между пирушки старушка,
И с пьяною рожей старец веселья,
Закутан рогожей, – он князь новоселья!
Все, от слез до медуницы,
Все земное будет «бя».
Корень из нет-единицы
Волим вынуть из себя.
Довольно! (Останавливает круг.)
12 гостей. Теперь что делать, Барышня Смерть?
Барышня Смерть
Ты часы? Мы часы!
Нет, не знаешь ни аза,
Кверху копьями усы,
И закрой навек глаза!
Там, где месяц над кровлей повис,
Стрелку сердца на полночь поставь
И скажи: остановись!
Все темное грезь и явь.
В старинном сипе
Ночных дверей
Погибни, выпей,
Умри скорей.
Как бусы ниток,
Виденья дней
Рассыпь, нишкни так,
И стань бледней.
Бледней и шатайся…
Окончим бал Смерти, господа! Я устала. Я сяду.
Мы летели, мы дышали,
И на теле эти шали,
Точно птицы, пав на снег,
Подымая нас на смех,
Знали, есть обед из нег.
Вот. Тот мот, –
Кто-то, что лучше
За гробом чарующей тучи.
(Берет соломинку и пьет вишневый сок из стеклянного стакана.)
12 гостей делают то же. Длинный стол, крытый белым. В стаканах красное, темное.
ПИР
Барышня Смерть (сосет красную сладкую воду; в губах ее соломинка золотистая, узкая). Мне дайте голову Олега, – мой милый, храбрый мальчик. (Пьет и задумывается.) Эй! Дайте лед!
У некоторых черепов черные губы.
(Зевает.) Эй! Белые чары! К ужину, господа! (Медленно встает и уходит в дверь.) Мне показалось, там у дверей стоит этот мальчик.
Медленно снимает с соломинки чехол. И в белом вся бродит с хлыстом среди гостей. Укротительница среди своих зверей. Чаши – с глиняно-желтыми надбровными дугами и серыми скулами – около гостей. Стук в двери.
Кто там, кто там в этот час?
Кто прильнул сюда, примчась?
Дружок, отворите двери – вам ближе; а вы передайте мой хлыст – вот он там.
Так безумен и неистов,
Кто стучится в темный выстав?
На горящее окно
Его бурей принесло?
Голос
Барышня Смерть
Он сюда стучит опять,
Он сюда вошел, скользя,
Нас всего… Четыре, пять…
Он – тринадцатый, нельзя!
Иль немой сказал: «Агу»,
Иль он молвил: «Не могу»,
Он вошел и стал под притолкой,
Милый, милый, его вытолкай.
Вошедший
Эй! Торговка смертью!
Я не читал про город Глупов,
Но я вижу много бледных трупов.
Они милы, они милы,
В когтях смеющейся плутовки,
Их губы – скорые винтовки,
Но лица их мелы, мелы.
Они молчат, они умерли, как огонь, брошенный на снег, и лица их белы, как пятно мела на стене. Да, это харчевня мертвых гуляк. Вот куда я попал. Я также хочу быть сытым всем, чем здесь сыты эти белые, эти меловые у стен. Некоторые из них еще шевелятся: так мухи умирают на цветке – лениво и с неохотой. Слушай! (