— Эй. А ты что? Кислоты напился что ли? — стараясь не обращать внимание на свисающие вытянутые приплюснутые формы неизвестного происхождения, спросила Саен. Но мужчина ничего не ответил, лишь грустно опустил глаза, не прерывая свой обряд. Саен быстро надоело это одностороннее общение, если его можно было назвать таковым, и она нехотя вернулась на свой участок, на котором неумолимо и грозно стояло ведро с не отражающей в нем водой.
— Нет. Я этого делать не буду. — раздраженно и предельно точно выразилась Саен. Она подняла голову к небу, точнее в пространство, где по всем земным разумениям обязательно должно располагаться небо. — Не знаю кто ты и что надумал! Ноя тебе не рабыня! Слышишь ублюдок? Я не марионетка! И не буду плясать по твоим правилам! — Саен кричала весьма громко и голос ее совсем не дрожал, в любых экстренных ситуациях, она удивительным образом имела уникальную способность хамить и ругаться. — Если ты играешь в вечность, не вопрос! Вперед! Я тоже поиграю! Посмотрим, что ты сделаешь со мной! Смотри, как я бездельничаю, сколько тебе влезет! Но пахать я не собираюсь! Понял!? Отлично! Тогда вперед! Времени у нас предостаточно! — Саен шумно и нарочито резко уселась на жесткую землю. Ее тазовые кости хорошо оценили бугристость и плотность сухой, почти окаменелой почвы, но, не подав вида о болезненном приземлении, она плотно и основательно уселась на земле, подтянув колени к груди, почти как ребенок, уверенный в упрямом решении своего действенного бездействия.
Итак, Саен продолжала сидеть достаточно долго, только изредка меняя позы. В том измерении, где она находилось, не было привычной системы, которая помогает человеку определять и суммировать время. Там не было ни заката, ни ночи, ни дня. Светлая пародия неба висела над голой неизменно, словно это было не поле, а какая-то палата для психов, где всегда горит свет и нечто не изменяется. Но в отличие от психушки, санитаров услужливо приносивших завтрак и доброжелательно проводящих инъекций не было. Но и чувства голода Саен к счастью, для самое себя не испытывала, толи в силу упрямства, толи там действительно никто не нуждался в еде. Как долго просидела Саен в своем бездейственном бойкоте — не известно. Возможно, достаточно долго, но что есть понятие долго для вечности? Все что по силе было определить Саен, так только то, что ее коллеги уже давно ушли вперед и их полные корзины и неиссякаемые ведра были где-то очень далеко от нее. Теперь она сидела одна посреди огромного и ненавистного сада. И видимо это сыграло свою роль. Ибо человек неспособен просидеть без дела больше двух суток. Иначе, он начинает ерзать, нервничать и в итоге может просто рассвирепеть и сойти с ума.