Он выпрямился во весь рост, насколько мог. Вообще-то майор был высоким человеком, гораздо выше невысокого комиссара Адамберга, но никто этого толком не замечал.
– Грандиозно, – повторил он, понимая замешательство женщины в красном пальто.
Маяк снова зажегся.
– Но потом она умерла, – сказала Мари-Франс. – Я прочла о ее смерти сегодня утром в разделе некрологов. Я иногда их просматриваю, – объяснила она слишком поспешно, – чтобы не пропустить похороны кого-то из родственников или старых друзей, ну понимаете.
– Это делает вам честь.
Мари-Франс приободрилась. Она как-то даже прониклась симпатией к этому человеку. Он все правильно понял и мгновенно отпустил ей грехи.
– Ну и вот, я прочла, что скончалась Алиса Готье из дома 33-бис. А ведь я опустила именно ее письмо. Господи, майор, а вдруг это все из-за меня? А ведь я отмерила семь раз свою мысль, ни больше ни меньше.
При имени Алисы Готье Данглар вздрогнул. А в свои годы он вздрагивал так редко и его интерес к мелочам жизни испарялся так быстро, что он даже испытал благодарность к своей собеседнице.
– Какого числа вы опустили письмо?
– Ну, в прошлую пятницу, когда ей стало плохо на улице.
Данглар встрепенулся.
– Прошу вас проследовать за мной к комиссару Адамбергу, – сказал он, уводя ее за плечи, словно боялся, что она, будто драгоценный сосуд, может разбиться, растеряв по дороге одной ей ведомые факты.
Мари-Франс покорно позволила отвести себя в кабинет главного начальника. Его фамилию, Адамберг, ей уже приходилось слышать.
Но когда куртуазный майор открыл дверь высокого кабинета, ее постигло разочарование. Там сидел, положив ноги на стол, вялый полусонный тип в черном полотняном пиджаке и черной же футболке – ему явно было далеко до галантных манер ее спутника.
Маяк начал гаснуть.
– Комиссар, эта дама говорит, что опустила прощальное письмо Алисы Готье. Мне кажется, вам следует выслушать ее.
И тут дремлющий, как ей показалось, комиссар мгновенно открыл глаза и выпрямился на стуле. Мари-Франс нехотя двинулась к нему, расстроившись, что приходится бросить любезного майора ради этого тюфяка.
– Вы тут директор? – спросила она с досадой.
– Я комиссар, – улыбнулся Адамберг, он давно уже привык, что в обращенных на него взглядах часто читалось недоумение, и не переживал по этому поводу. Он жестом пригласил ее сесть напротив него.
С руководством не водись, говорил папа, они хуже всех. Если честно, он еще добавлял “засранцы”. Мари-Франс ушла в себя. Заметив ее сдержанность, Адамберг сделал знак Данглару сесть рядом с ней. И правда, она решилась заговорить только по настоятельной просьбе майора.