– “…Лицемеров гнусных и их пороков мерзких”, – закончил Адамберг. – В сущности, так можно разглагольствовать всю жизнь, ничего толком не сказав. Ни о теплом острове, ни о костях. У нас уже это неплохо получается. Поболтаем о том о сем, потом еще раз о том же самом, потом пойдем допьем вино и ляжем спать.
– Во сколько мы завтра вылетаем? – спросил Вейренк.
– В полдень надо быть на взлетной полосе, – сказал Адамберг. – Они распугают там птиц, и к часу мы будем в аэропорту на той стороне.
– В Акюрейри, – сказал Альмар.
– Оттуда в 14.10 вылет в Рейкьявик, прибытие в Париж в 22.15 по местному времени.
Париж… Наступило мрачное молчание.
– Вот так поболтаем и пойдем спать, – повторил Адамберг.
– Ты с Ретанкур поделикатнее, – сказал Вейренк после завтрака. – Мне кажется, ей трудно примириться с этими съеденными трупами.
– А кому легко, Вейренк? Можно ли примириться с тем, что Виктор сожрал собственную мать? А филантроп слопал свою жену?
– А вдруг они не знали? Или до конца верили, что это тюлень? В любом случае Виолетта не может вынести этого, правда не может.
– Она впечатлительная, – сказал Адамберг без всякой иронии.
Ретанкур вернулась с полным кофейником.
– Вот что я в итоге обо всем этом думаю, – сказала она, разливая кофе. – Они на самом деле умерли от холода. А остальные съели их, чтобы выжить. Как пассажиры самолета, разбившегося в Андах.
Ретанкур преуменьшала трагедию, чтобы ее возмущенное сознание хоть как-то могло ее осмыслить.
– В таком случае, – сказал Адамберг, – почему Виктор выдумал смерть от удара ножом?
– Потому что в сравнении с этим смерть от удара ножом – сущие пустяки, – сказал Вейренк. – Таким образом они смогли объяснить и торжественное приглашение, поступившее от Алисы Готье, о котором все равно пришлось бы рассказать полицейским.
– Верно, – сказал Адамберг. – Но зачем придумывать убийцу, угрожающего им все эти десять лет?
– Чтобы оправдать заговор молчания. Хотя на самом деле им никто не угрожает. Они помалкивают из чувства самосохранения. Кому охота похваляться тем, что он съел своих товарищей? Они условились, что никогда ничего не расскажут об этой истории, так что воображаемый убийца тут ни при чем.
Адамберг машинально помешивал сахар в чашке.
– Я себе не так это представляю, – сказал он.
– Почему?
– Потому что в рассказе Виктора, пусть и выдуманном, сквозит страх. Его описание “ублюдка”, даже если, на наш взгляд, он преувеличивает, звучит правдоподобно. А как он вздрогнул в трактире! Вспомни, Луи, он внезапно умолк, когда ему показалось, что он узнал того типа в зеркальном отражении. Сомневаюсь, что его ужас был наигранным. Зачем ему надо было убеждать нас, что за соседним столиком появился убийца? Смешно.