Адамберг, который не мог долго усидеть на одном месте, ходил от окна к стене и обратно, но на сей раз по прямой, а не по кругу.
– Шуазель уже сделал все анализы? – спросил он.
– Базовые сделал. Содержание алкоголя в крови – 1,57. Многовато, конечно, но ни стакана, ни бутылки они не обнаружили. Наверное, он выпил, чтобы взбодриться, но все сразу убрал. Тест на обычные наркотики негативный. Как и на самые доступные яды.
– А ГОМК не обнаружили? – спросил Адамберг. – Как называется это вещество, Данглар?
– Рогипнол.
– Вот-вот. Может пригодиться, если хочешь заставить кого-нибудь послушно зажать в руках ружье. Достаточно капнуть несколько капель в стакан – кстати, этим объясняется его исчезновение. Но в любом случае мы опоздали, по прошествии суток следов не остается.
– Проверим еще волосы, – сказал Данглар. – В волосах он сохраняется в течение недели.
– Не стоит, все и так понятно, – покачал головой Адамберг.
– Черт возьми, – сказал Бурлен. – Факт самоубийства установлен. Ты что себе думаешь? Шуазель не новичок.
– Шуазель ничего не знает о знаке Алисы Готье.
– Мы приехали сюда за письмом.
– Можешь, даже не дожидаясь письма, предупредить своего жирного клеща, что не закроешь дело.
Бурлен знал, что такого рода лаконичными советами Адамберга лучше не пренебрегать.
– Поясни свою мысль, – попросил он, – они тут будут минут через пять.
– Шуазеля не в чем упрекнуть. Чтобы найти, надо знать, что ищешь. Вот это, например. – Он протянул Бурлену листок из блокнота. – Я наспех снял этот отпечаток с поцарапанной обивки стола. И вот тут, – Адамберг обвел пальцем несколько линий, – он виден очень четко.
– Тот самый знак, – сказал Данглар.
– Да. Его вырезали прямо на письменном столе. И царапины совсем свежие.
В дверях показалась запыхавшаяся Селеста.
– Я ж вас предупреждала, мальчик нездоров. Когда я сказала, что вы хотите поговорить с ним по поводу письма мадам Готье, он отошел в сторону, Виктор что-то сказал ему, но он оседлал Диониса и умчался в лес. Виктор тут же вскочил на Гекату и поскакал за ним. Потому что Амадей уехал без шлема и без седла. И к тому же еще на Дионисе. А он не великий наездник. Упадет, как пить дать.
– И как пить дать, не захочет с нами общаться, – сказал Бурлен.
– Мадам Гриньон, отведите нас на конный завод, – попросил Адамберг.
– Можете называть меня Селестой.
– Селеста, Дионис откликается на свое имя?
– Он повинуется особому свисту. Но так умеет свистеть один лишь Фабрис. Фабрис – это управляющий конезавода. Только вы осторожнее, он тот еще тип.
Стоило им подойти к конезаводу, как им навстречу вышел полный человек, в личности которого можно было не сомневаться. Невысокий, бородатый, мускулистый, как бык, а лицо злобного старого медведя, дающего отпор врагу.