проникает в вас. Поглощает Франсуа Шато со всеми потрохами, и возвращается снова, и существует уже самостоятельно, без вас.
Шато протянул руку за сигаретой, больше не удивляясь ее внешнему виду.
– Хватит вам артачиться, – сказал Адамберг, дав ему прикурить. – История подошла к концу.
– А вам-то что, существуют эти зубы или нет? Ношу я их или не ношу? Проникает он в меня или не проникает? Какое вам дело?
– Мое дело могло бы называться “Франсуа Шато со всеми потрохами”. Которого он рано или поздно сожрет, а впрочем, почему бы и нет. Просто хватит с меня сожранных.
– Выхода нет, – мрачно сказал Шато.
– Сделайте анализ ДНК. И зубы отдайте на экспертизу. Вы получите ответ. И узнаете наконец, являетесь ли вы в действительности его потомком или в 1790 году некая мать-одиночка просто похвасталась, что забеременела от великого человека.
– Ни за что.
– Боитесь?
– Да.
– Что окажетесь его потомком? Или что не окажетесь?
– И того и другого.
– Страхи, порожденные сомнением, растут как на дрожжах, и избавиться от них можно только при помощи твердого знания.
– Как у вас все просто, комиссар.
– Разумеется. Зато вы узнаете правду, и это многое изменит в вашей жизни.
– Я не собираюсь многое менять.
– Это будут исторические факты, – не отступал Адамберг. – Какой бы ответ вы ни получили, вы по-прежнему сможете выступать в образе Робеспьера, если уж вам так хочется. Зато вы будете точно знать, где он, а где Франсуа Шато. Это не так уж мало. А зубы отдадите тому, кому положено: народу, как сказал бы Робеспьер. Верните их народу. В музей Карнавале, у них там хранится только жалкая прядка его волос.
– Ни за что, – повторил Шато. – Ни за что, слышите?
Адамберг затушил сигарету, встал и принялся описывать круги вокруг статуи Генриха IV.
– Я пойду, – сказал он наконец, вернувшись к скамейке.
Оставив Шато наедине с его тяжелой судьбой, Адамберг перешел по мосту на левый берег, вдыхая по пути запахи Сены, и облокотился о парапет, чтобы посмотреть, как течет река, грязная и измельчавшая, но не утратившая своей мощи. Прошло минут пятнадцать, может, больше. Внезапно Шато со смутной улыбкой оперся о парапет рядом с ним. Нельзя сказать, что он повеселел, но, во всяком случае, его явно отпустило.
– Я сделаю, комиссар. Анализ ДНК.
Адамберг кивнул. Шато расправил плечи и, как всегда, с прямой спиной – от этого он уже никогда не отучится – протянул ему руку:
– Спасибо, гражданин Адамберг.
Шато впервые назвал его по фамилии.
– Пусть жизнь твоя будет счастливой, гражданин Шато, – ответил Адамберг, пожав ему руку. – И пусть потомки твои будут девочками.