Он всегда так делал, чтобы почувствовать капли дождя на ладони.
– Или вообще ничего не задумал, – сказал Данглар.
– Что было бы еще тревожнее, но почему бы и нет. Пустая голова, красивое лицо? Полная противоположность Виктору. Тонкий ум, неблагодарная внешность.
– А Виктор? Он мог прочесть письмо Алисы Готье и помчаться в Париж.
– Чтобы заткнуть ее, мог, да. Но у Виктора не было никаких причин убивать своего шефа. В отличие от всех остальных.
– Это правда, – согласился Данглар. – У Селесты, Пеллетье, да и у любого из соседей могло возникнуть желание прикончить Анри Мафоре. Если верить Бурлену, он нажил целое состояние. Семейство Мафоре приобрело около тысячи картин между 1870 и 1930 годами. Такие суммы – лучший катализатор всякого рода драм и приступов ярости. Только вот зачем им топить Алису Готье.
– И тем более рисовать непонятный знак.
– Кстати, о знаке.
Данглар вздохнул, поудобнее устраиваясь на сиденье.
– Вы раздражены, потому что не смогли его расшифровать.
– Это еще слабо сказано. А почему вы заговорили о гильотине? Этот знак похож на что угодно, кроме гильотины.
– Я заговорил о гильотине, потому что это гильотина.
Майор в темноте покачал головой. Адамберг замедлил ход и притормозил на обочине.
– Это еще зачем? – проворчал Данглар.
– Не для того, чтобы пописать. Я хочу нарисовать вам гильотину. Или, вернее, этот рисунок гильотины. То есть я нарисую вам рисунок.
– Вот оно что.
Адамберг включил аварийные огни и повернулся к майору.
– Вы хорошо помните Революцию? – спросил он, отодрав от штанов шарик репейника.
– Французскую? Помню, хотя я при этом не присутствовал.
– Отлично, потому что я не помню. Но я знаю, что как-то раз один инженер предложил использовать гильотину для казни осужденных, чтобы их всех можно было обезглавить одним и тем же способом, не причиняя страданий. В то время она еще не предназначалась для Террора.
– Не один инженер, а один великий врач. Доктор Гильотен.
– Вот-вот.
– Жозеф Игнас Гильотен.
– Вам виднее.
– До того он был врачом графа Прованского.
– Данглар, вам нарисовать рисунок или как?
– Рисуйте.
– Король пока еще король. И не говорите мне, что его звали Людовик Шестнадцатый, я сам знаю. На каком-то там собрании Гильотен продемонстрировал свое изобретение. Говорят, его величество при этом присутствовал.
– Значит, до августа 1792-го.
– Наверняка.
Майор нахмурился, и Адамберг закурил помятую сигарету, протянув другую своему помощнику. В тишине зажглись две огненные точки.
– Такое ощущение, что мы одни на свете, – негромко сказал Адамберг. – Куда подевались люди? Все остальные?