С момента публикации сообщения прошли сутки, но никто из оставшихся в живых участников исландской эпопеи так и не объявился. Адамберг, отодрав последние колючки со своих брюк, бродил из одного кабинета в другой, то и дело наталкиваясь на озадаченных коллег, чья активность постепенно сходила на нет, – время шло, а Фруасси все не появлялась на пороге своего кабинета с ободряющим известием. Из коридора доносились голоса спорщиков.
– Даже если кто-то из них, да пусть даже никто, не пользуется социальными сетями, – говорил Вуазне, – их бы предупредили. Друзья, родственники.
– Им страшно, – сказала Ретанкур.
Она держала под мышкой жившего при угрозыске упитанного белого кота, который, излучая покой и доверие, безучастно висел на ней, словно чистая, сложенная пополам простыня, и его лапы болтались по обе стороны от ее руки. Ретанкур была любимицей кота по имени Пушок, хотя эта пушинка могла, растянувшись, достигать восьмидесяти сантиметров в длину. Ретанкур как раз собиралась покормить его, то есть отнести наверх к миске, ибо кот, несмотря на отменное здоровье, отказывался самостоятельно подниматься по лестнице и принимать пищу в одиночестве. Поэтому кто-то должен был посидеть рядом с ним, пока он ест, потом снова отнести его вниз и положить на его излюбленное место – теплый ксерокс, служивший ему лежанкой.
– Сам убийца пугает их больше, чем перспектива погибнуть завтра от его руки?
– Они сидят тихо. Если они объявятся и все нам расскажут, их казнят. Зачем совать голову в петлю? Они полагают, что, пока молчат, им ничего не грозит.
– После трех убийств хоть кто-нибудь из них должен попытаться найти лазейку.
– Виктор прав, когда уверяет, что они запуганы до смерти.
– Десять лет спустя?
Адамберг присоединился к ним:
– Да, десять лет спустя. И раз убийца по-прежнему имеет над ними такую власть, значит, он постоянно напоминает о себе. Либо видится с ними, либо пишет им. Не теряет бдительности, не ослабляет хватку.
– А зачем, собственно? – спросил Мордан. – В их группе, сложившейся совершенно случайно за ужином в ресторане, никто никого не знал по фамилиям. И что такого опасного для него они могут нам сообщить?
– Мы бы с их слов составили фоторобот, – сказал Вуазне. – Вдруг кто-то из них в курсе, чем он занимается. Может, им вообще известно гораздо больше, чем мы думаем.
– Вы это о Викторе? – спросил Адамберг.
– Например. Ему пришлось с нами поговорить, у него не было выхода. Но не исключено, что он открыл нам лишь незначительную часть правды. Слишком рискованно для него и для всех остальных давать нам точную информацию о том человеке. Это же относится и к Амадею. Да и Алиса Готье могла рассказать ему гораздо больше. И он тоже теперь должен заткнуться, если жизнь дорога.