– В этом есть необходимость?
– По всей видимости, на набережной вас ожидает толпа репортеров и протестующих. Военное министерство считает, что в интересах безопасности нужно переместить вас на буксир еще в море, а потом высадить в другой части гавани.
– Что за нелепая мысль!
– Может, и так, – пожав плечами, отвечает капитан, – но я получил такой приказ.
Полчаса спустя гул двигателей стихает и мы ложимся в дрейф. Я с чемоданом поднимаюсь на палубу. Мы останавливаемся в километре от входа в гавань. Рядом с нами дрейфует буксир. Погода холодная, промозглая, но это не мешает нескольким десяткам пассажиров стоять у перил в угрюмом молчании и смотреть, как я спускаюсь на буксир. Это мой первый опыт в роли знаменитости, и весьма неприятный, нужно сказать. На море довольно сильное волнение, и два судна ударяются друг о друга бортами, их палубы поднимаются и падают в противоположных направлениях. У меня берут чемодан, кидают его на буксир, там его ловят, после чего спускают меня. Мне навстречу тянутся крепкие руки, устанавливающие меня на палубе. У себя за спиной я слышу выкрикнутое оскорбление, ветер уносит брошенное кем-то слово «еврей». Мсье Перье спускают с его багажом. Он, пошатываясь, подходит к другому борту, и его рвет. Канаты поднимают наверх, и мы отчаливаем. Мы проходим за волнолом и поворачиваем налево, протискиваясь между высокими бортами двух стоящих на якоре броненосцев к западной части гавани. За кормой буксира у места, где причаливают паромы, я вижу толпу людей – человек сто или даже двести. И в этот момент я осознаю то влияние, которое дело Дрейфуса начинает оказывать на воображение моих соотечественников. Буксир маневрирует вдоль военного причала, останавливается у места, где ждет экипаж. Рядом с ним я вижу молодого офицера. Когда команда швартует буксир, офицер подходит к кромке пристани и, взяв мой чемодан, передает его извозчику, потом предлагает руку мне, помогая подняться на берег.
Он отдает мне честь. Ведет себя холодно, но безупречно. Мы усаживаемся в задней части экипажа рядом с Перье, офицер садится лицом к нам.
– Если позволите, полковник, я бы порекомендовал вам пригнуться как можно ниже. По крайней мере, пока мы не отъедем на некоторое расстояние от порта.
Я следую его совету. Так я возвращаюсь во Францию – словно пойманный преступник.
На вокзале для нас забронировано купе первого класса в последнем вагоне. Перье опускает шторы на дверях и окнах и не разрешает мне купить газету. Если я собираюсь в туалет, он непременно сопровождает меня и стоит перед дверью, пока я не закончу свои дела. Интересно, что он сделает, если я не подчинюсь его приказам, которые неизменно произносятся нервным, смущенным, чуть ли не умоляющим тоном. Но, по правде говоря, какой-то странный фатализм нисходит на меня. Я иду на поводу у происходящих событий, подчиняясь ритму нашего путешествия, которое начинается в пять часов вечера в темном Марселе, а заканчивается в пять утра в темном Париже.