.
– Я категорически отрицаю это.
– Кто такая Бланш?
И опять неожиданное изменение угла атаки застает меня врасплох.
– Единственная известная мне Бланш, – медленно произношу я, – это мадемуазель Бланш де Комменж, сестра графа Комменжа.
– Она ваш друг?
– Что?
– Близкий друг?
– Я давно знаю ее, если вы об этом спрашиваете. У нее музыкальный салон, который посещают некоторые офицеры.
– Она послала вам в Тунис эту телеграмму: «У нас есть доказательство, что „пти блю“ была сфальсифицирована Жоржем. Бланш». Что это должно означать?
– Я получил телеграмму именно такого содержания. Но уверен, она не имеет к Бланш де Комменж никакого отношения.
– Почему?
– Потому что мадемуазель де Комменж ничего не знает о секретных подробностях дела Дрейфуса и о моем участии в нем.
– Хотя, как я понимаю, Бланш де Комменж чуть ли не по всему Парижу совершенно открыто говорила, что Дрейфус невиновен?
– У нее на этот счет свое мнение. Ко мне оно не имеет никакого отношения.
– В этом ее салоне много евреев?
– Может быть, несколько – среди музыкантов.
Пельё делает еще одну запись, словно я только что сообщил нечто очень важное. Он просматривает свои бумаги.
– У меня есть еще одна закодированная телеграмма, отправленная вам в Тунис. «Останови Полубога. Все раскрыто. Дело очень серьезно. Сперанца». Кто такая Сперанца?
– Понятия не имею.
– И тем не менее это лицо писало вам год назад. Вскоре после вашего ухода из статистического отдела.
– Нет.
– Писало. Это письмо у меня здесь.
Пельё дает письмо капитану, который снова обходит стол, чтобы передать бумагу мне.
Я оставляю дом. Наши друзья в смятении. Твой злополучный отъезд расстроил все. Поторопись с возвращением, спеши! Время праздников очень благоприятно для нашего дела, мы рассчитываем на твое возвращение к 20-му. Она готова, но не станет действовать, не поговорив с тобой. Как только Полубог скажет слово, мы начнем действовать.
Сперанца
– Что вы скажете на это? – Пельё смотрит на меня.
– Я не знаю, что сказать. Я никогда не видел этого.
– И не могли видеть. Статистический отдел перехватил это письмо в прошлом декабре и принял решение не переправлять его вам по причине в высшей степени подозрительного языка. Но вы по-прежнему утверждаете, что все это не имеет к вам ни малейшего отношения?
– Да.
– Тогда что вы скажете об этом письме? Его решили пропустить к вам после вашего отъезда из Парижа до направления в Тунис.
Достопочтенный господин!
Я бы никогда не поверил этому, если бы не увидел своими глазами. Сейчас шедевр закончен, и мы собираемся назвать его Калиостро Робер Уден