Когда я заканчиваю, Лабори начинает задавать мне вопросы:
– Считает ли свидетель, что козни против него – дело рук одного майора Эстерхази, или он полагает, что у майора Эстерхази были сообщники?
Я задумываюсь, перед тем как ответить.
– Считаю, что у него были сообщники.
– Сообщники внутри военного министерства?
– У Эстерхази определенно был один сообщник, осведомленный о том, чтó происходит в военном министерстве.
– Что, по вашему мнению, было более сокрушительным свидетельством против майора Эстерхази – «бордеро» или «пти блю»?
– «Бордеро».
– Вы сказали об этом генералу Гонзу?
– Сказал.
– Тогда каким образом генерал Гонз мог требовать, чтобы вы отделили дело Дрейфуса от дела Эстерхази?
– Я могу только сообщить то, что он говорил.
– Но ведь если майор Эстерхази – автор «бордеро», то обвинение против Дрейфуса лишено оснований?
– Да… поэтому я никак не мог понять, как эти дела можно отделять одно от другого.
В этот момент вмешивается судья:
– Вы помните о том, как просили мэтра Леблуа прийти к вам в кабинет?
– Да.
– Вы помните дату?
– Это было весной девяносто шестого года. Мне потребовался его совет о почтовых голубях.
– Мсье Гриблен, – говорит судья, – прошу вас ответить. Насколько я понимаю, вы утверждаете иное?
Я чуть поворачиваю голову, вижу, как Гриблен встает со своего места среди офицеров Генштаба. Он подходит и становится рядом со мной перед судьей. В мою сторону он не смотрит.
– Да, мсье председатель. Как-то вечером в октябре девяносто шестого года я зашел в кабинет полковника Пикара подать заявление на отпуск. Он сидел за своим столом, документы по почтовым голубям лежали справа от него, а секретная папка слева.
Судья смотрит на меня.
– Мсье Гриблен ошибается, – вежливо отвечаю я. – Либо ему изменяет память, либо он путает папки.
Гриблен напрягается всем телом:
– Верьте мне, я говорю то, что видел!
Я улыбаюсь, глядя на него, исполненный решимости сдерживать себя:
– А я утверждаю, что вы ничего такого не видели.
– Полковник Пикар, вы как-то раз просили мсье Гриблена франкировать письмо? – спрашивает судья.
– Франкировать письмо?
– Да, франкировать, но не датой получения, а более ранней?
– Нет.
– Позвольте, я освежу вашу память, полковник, – саркастически произносит Гриблен. – Как-то раз вы пришли в свой кабинет около двух часов дня. Вы послали за мной и, снимая шинель, спросили: «Гриблен, не могли бы вы франкировать письмо?»
– Ничего такого я не помню.
– Но вы наверняка помните вашу просьбу такого же рода, обращенную к майору Лоту?
– Никогда, – качаю головой я. – Никогда, никогда!
– Майор Лот, прошу вас занять свидетельское место.