Контрабандист перевел взгляд на указанное дружинником место и увидел двух оседланных лошадей, привязанных к задним лукам седел рослых битюгов замковой стражи.
— Что ж, значит в путь, — коротко согласился Эйнар и, подойдя к животным, принялся отвязывать свою лошадку.
Ошеломленный произошедшими событиями Северин, медленно, словно сомнамбула, последовал примеру своего друга. Вскарабкавшись на гнедую, Сигмар вяло толкнул ее в бока пятками, отчего кобыла, недовольно всхрапнув, с гулким цокотом зашагала по вымощенной крупными булыжниками мостовой.
— Видел я как ты отомстил за меня, молодец! Вовек тебе этого не забуду, друже, — негромко, но веско, произнес Эйнар, слегка наклонившись в сторону солдата, и, оглядев горящие нетерпением лица дружинников, добавил, — а теперь, ходу, ходу!
* * *
Низкие серые облака плоским своим основанием нависли над стольным градом, надежно укрыв его от тусклых лучей осеннего светила. Серая хмарь — то ли день, то ли ночь, залила узкие улочки Торгового квартала, стелилась туманом над причалами Речного, окутала мутной пеленой княжеский замок. В холодном недвижном воздухе повисли безвольно черно-красные знамена правителя.
Во дворе каменной твердыни, возвышавшейся в центре Старгорода, угрюмые слуги приняли лошадей, и компаньоны в сопровождении дружинников отправились скорым шагом к главным вратам замка правителя.
— Хьелмир, гляди-ка вон туда, Мирко-большой стоит, — вытаращив глаза, горячо проговорил княжий человек.
— Ну стоит, и что? — с наигранным безразличием ответил дружинник.
— Как что, пойдем, послушаем чуток, ни от кого не убудет, постоим самую малость, да дальше двинем. Соглашайся, святоша, чаю и не узнает никто, — пихнул в бок товарища Острояз.
— Эх, мы ведь уже в замке, задание исполнили, — вполголоса сам с собой спорил служака, — ладно, считай, уговорил. Но вы с нами!
Эйнар невозмутимо кивнул, и вся компания направилась в сторону стоящего в окружении толпы служивых людей высокого воина в побитом доспехе. Зияющие прорехи, пестрящие во многих местах брони разорванными кольчужными звеньями, давали весьма яркое представление о накале вечернего боя.
— Ты сочти, сочти дырья-то! — тыкая пальцами в изъязвленный бронебойными наконечниками стрел доспех, понукал распаленным голосом кого-то невидимого Мирко, — ишь чего, веры у него нет моему рассказу. Нешто живут после такого?
— Плюнь ты на малахольного! Дальше гутарь, — нетерпеливо призвали воина из толпы.
Приосанившийся Мирко, залихватски накрутив ус, продолжил речь:
— И вот уже лежу я, други, прямо на крепостной стене. Ну как лежу, спиной-то на бойницу оперся. Вокруг темь — ну совсем непроглядная. Да так холодно стало, что и боли уже не чую совсем, только руда как струится за поддоспешником. И вдруг, клянусь Незримым, пропасти мне на этом месте, надо мной засияло ярко солнышко. А по его лучам словно по дороге спускается воин. Доспех блестит, аж глазам горячо, на поясе оголовье меча виднеется в самоцветах. А сам улыбается да на ходу руку протягивает. Зовет, значит. И тут как налетят тучи черные воронов проклятых, грай подняли! Воин тот как взмахнет мечом, лишь ошметки с перьями во все стороны полетели, да где уж там, одолевать его стало темное воинство. А один, стал быть, ко мне подлетел. Сел на грудь, проклятый, да как тюкнет по темечку! Враз я на стене и очнулся. Стрелы как смог повыкорчевывал да сюда ринулся, в замок княжеский. А дале уж вы и сами знаете. Так вот!