– Здесь! – отозвался откуда-то из глубины вагона агроном.
– За тылом смотри! Не просто так немцы пальбу устроили! Не иначе, ползет к нам кто-то тишком!
Рванувший на насыпи снаряд, не только исковеркал пути – осколки и разбросанная взрывом щебенка просвистели над головами отважной двойки, что пробиралась к вагону. Солдаты прижались к земле, опасаясь следующего разрыва. И он последовал – чуть в стороне, словно стреляло сразу несколько орудий, второпях засыпая противника градом снарядов. И ладно бы, если стрельба велась бронебойными лупили осколочными, что сразу же сделало проблематичным сам подход к бронеплощадке. Снаряды даже пролетали над насыпью и рвались где-то в лесу, стрелявшие явно торопились накрыть цель.
Но выполнять задание было нужно и, выждав некоторое время, оба солдата осторожно двинулись дальше.
«Ах, ты ж, скотина!» – Ракутин осторожно повернул маховик поворота башни. В прицел медленно вполз пульсирующий в окопе огненный цветок пулеметной точки. «И ещё чуток…»
Есть! В перекрестье он!
Бумс!
Стрелок из капитана оказался ещё тот – по огневой точке снаряд не попал, Ракутин не учел угла возвышения пушки. Но просвистевший над головами стрелков снаряд, лопнул прямо на бровке дорожного полотна, заставив навсегда замолчать нескольких отважных стрелков из карабинов. Взрывная волна и осколки ударили и по командному пункту. В который раз за день не повезло третьему батальону – он лишился вновь назначенного командира. Досталось и майору. Он, хоть и остался цел, получил контузию и на некоторое время выбыл из строя. Глушануло и других офицеров – батальоны временно остались без командования. И хотя ротные и взводные командиры были на своих местах, централизованного руководства боем не стало, он разбился на несколько ожесточенных схваток – каждое подразделение вело свое собственное сражение. Кто-то из офицеров приказал прекратить огонь и оттянуться назад, под прикрытие насыпи. Тем более, что шрапнель перестала осыпать лежащих солдат тяжелыми пулями. Да и пулеметы сейчас перенесли огонь на более важную цель – на стрелявшее до сих пор орудие.
Увидев свой промах, Алексей сплюнул и снова взялся за маховик наводки. Наконец, только третьим снарядом, удалось добиться накрытия. И хотя в окоп он всё-таки не попал, но пулемет стрелять перестал. И это было хорошо, потому, как снарядов оставалось уже совсем немного – штук шесть.
– Гофман! Гофман, где ты, чертов сын?! Снаряд!
Ефрейтор-наводчик кричал, не слыша собственного крика. Разорвавшийся поблизости снаряд словно забил его уши ватой, так, что он перестал слышать сам себя. Да и руки стали предательски дрожать. Только прочный щит пушки спас его от снопа осколков. И продолжал спасать – на этот раз уже от пулеметов. А те, пристрелявшись, засыпали пулями всё вокруг. Уже было убито большинство из тех, кто переправился через реку. Буквально перепиленный очередью, свесился через станину Байер, так и не донесший до орудия ящик со снарядами. А сам ящик, расколотый пулями, лежал в нескольких метрах от орудия. С таким же успехом он мог лежать и на луне – ни там ни здесь он был недосягаем.