Восемнадцать Безбожных лет (Гейл) - страница 86

– Тогда каким же должен быть Бог?.. – пробормотала она исступлённо, не зная, что ещё сказать.

– Я не знаю, Лия. Но Бог думает сразу обо всех тех, над чьими судьбами он властен. Бог следит за равновесием, за гармонией в мире. Восемнадцать Безбожных лет страшны тем, что гармония нарушается. Людям кажется, что они совсем одни. Люди думают, что только Бог помогает им, и в своих неудачах винят его отсутствие, а везение называют простой случайностью и не радуются ему. Бог забирает тех, у кого пришёл срок, у него не может быть личных симпатий. Он не может сделать всех одинаково счастливыми, да это и не его цель!

– Тебе легко говорить! – вдруг выпалила девушка зло. – Ты счастлива, Камила! Тебя окружает семья, которая любит тебя! У тебя муж и дети, и все вы любите друг друга! Тебе незнакома ненависть и злоба, и страх. Легко быть доброй, говорить о гармонии, когда вокруг тебя тепло. Когда тебе не твердят о долге, когда тебя не запирают, не делают из тебя монстра.

Лия не хотела всего этого говорить, само вырвалось. И она виновато и вызывающе взглянула на Камилу. Женщина задумчиво глядела на ребёнка, лежащего у неё на руках. Блуждающий и грустный взгляд её упал на очаг, а потом на Лию, которая выжидающе молчала. Но она не ожидала услышать того, что ей рассказала Камила.

– Знаешь, я ведь не всегда жила на Северных островах. Мой дом лежит далеко на Западе, так далеко, что я бы хотела забыть, где это, но никогда не смогу. Наш город, окружённый цепью холмов, он никогда не сотрётся из моей памяти. Летом всё начинало цвести так ярко, что иногда казалось сном. С одного края города подступал лес, другой обхватывала широкая река, а потом катилась на запад, к морю. Когда я была совсем девчонкой, я часто бегала и в лес, и на речку. Мы там купались и играли, летом собирали ягоды на лесных полянах, а зимой катались с холмов. И весной, когда цвели поля, воздух наполнялся удушливым, пряным запахом, так, что даже дышать была тяжело, но очень приятно. А потом мне всегда приходилось идти домой…

У нас была большая семья. Бабушка, я едва помню её. Отец, сутуловатый и угрюмый, с загорелым, усталым, злым лицом. Мать, всегда кашлявшая, худая. У неё было восемь детей! Восемь! И всех нужно было кормить и одевать. Я была старшей. И всё своё детство, начиная с пяти лет, я сидела с младшими братьями и сёстрами. Я их кормила и купала, гуляла с ними, шила, помогала матери. И меня били. Били нас всех, но я помню, что мне доставалось больше остальных. Должно быть, я заступалась за младших. Я не имею права винить своих родителей. Они были измученными, усталыми людьми. Непосильная работа сломала их, налоги были высоки, и одиннадцать голодных ртов! Бабушка была моей защитой. Но, когда мне было восемь лет – её не стало. И в тот день я поняла, что всё вокруг изменится. Мы много работали. В огороде, в сарае, нас отправляли на рынок, и в мастерские, и везде, где можно было заработать краюху хлеба. И били по вечерам. Это превращалось в ритуал. Мы возвращались домой, отдавали родителям деньги, и получали побои, а потом иногда и ужин. Я всегда боялась за младших и старалась сама отдавать родителям их деньги, но не всегда удавалось. Иногда кто-то из братьев и сестёр заболевал, и тогда я долгими ночами сидела рядом, унимая жар и снимая боль.