С трубой наперевес я заскочил в дом – пусто…
– Сам будешь говорить, или песик продолжит? – ядовито спросил я у бугая.
– Че говорить-то?..
– Зачем я вдруг тебе понадобился в совершенно недвижимом виде?
– Французов своих спроси… Я человек маленький. Мне сказали привести – я и делаю…
– И кто же сказал?
Бугай замолчал.
– Сказать собачке волшебное слово?..
– Ну, Валерыч сказал…
– Это кто же?
– Начальник охраны «Сигмы».
– А ты, стало быть, под ним ходишь?..
Толстый что-то промычал. Песик по своей инициативе решил сжать челюсти.
– Да убери ты эту скотину! Он же мне руку откусит!
– Ничего, и с одной походишь…
Я вошел в дом, забрал со стола телефон и пушку.
– А как же ты меня к своему Валерычу везти собрался?
– Как – как, на твоей машине…
Да, предусмотрительные ребята, свой бензин экономят.
Заметив у меня в руках пушку, Толстый заголосил:
– Дяденька, не убивай! Я же еще молодой!
Вот урод! Решил, что я его прикончу?
– Ты сейчас тихо войдешь в дом, и будешь тихо там сидеть…
Толстый, не сводя глаз с собаки, попятился к двери. Наконец, он скрылся в доме.
На окне, как я успел заметить, стояла мощная решетка – видимо, хозяева участка (вряд ли здесь Толстый картошку выращивал) от воров защищались. А вот что с дверью делать? В маленьком сарае я обнаружил железную кровать и кучу ящиков с землей – видимо, для рассады. Перегородив дверь снаружи кроватью, я наложил сверху ящики, и еще разный дачный хлам – не ахти, какая преграда, но все же так просто не сдвинешь… Пес заинтересованно следил за моими манипуляциями.
Полюбовавшись на результат своего труда, я позвал зверя в машину. Из домика доносился голос Толстого, поносившего меня последними словами.
Что же делать дальше?.. В таком состоянии ехать домой? Мысль об этом, с жуткой головной болью, была невыносима. Наконец, я сообразил – до моей дачи куда ближе! Спасительная мысль придала сил, пес загрузился в машину уже без раздумий и, провожаемые воплями Толстого, мы тронулись.
Ехал я на автопилоте, нет, не на том, какой используют в Штатах и в Европе. На том, который включился в моей больной голове, безошибочно выбирая правильный путь. Уф, наконец-то ворота. Мы во дворе. Пес первым делом принялся обнюхивать и метить деревья в саду. Я вошел в дом и рухнул на диван в гостиной. Очнулся я следующим днем. Собака лежала на крыльце. В дом он почему-то входить постеснялся. Пробуждение было ужасным: голова по-прежнему раскалывалась… Я все-таки доплелся до ванной и разыскал в аптечке спасительный анальгин.
Зазвонил телефон. Это был Жак.
– Как дела, мсье?..
К сожалению, французский лишен тех выразительных средств, которыми мы привыкли описывать свои отрицательные эмоции.