И еще троица, и еще…
«И тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных…» – припомнил Наум любимого Пушкина.
«Дядька их морской», то бишь Пупков, приблизился к Эйтингону.
– Мы готовы.
– Выдвигаемся! – скомандовал старший майор и дал знак «рыбакам» – высаживаемся!
Вот она, заветная дверца… Наум первым скользнул в узкий проход, ведущий к небронированной части пункта управления.
На капитанском мостике он застал лишь вахтенного офицера и рулевого. Оба мужественно боролись со сном.
Их молниеносно связали и допросили – без пристрастия, чтобы не портить будущие отношения.
Офицер оказался обер-лейтенантом цур зее Альбертом Райнертом, а рулевой – матросом-гауптефрейтором Куртом Ланье[20].
– Сидите тихо и не рыпайтесь, – сказал им Наум, умудрившись перевести на немецкий даже последнее выражение. Впрочем, это было не удивительно – в числе его учителей числился грузчик из Гамбурга.
Эйтингон покинул капитанский мостик, мысленно возблагодарив умного человека, посоветовавшего использовать мягкую обувь. В самом деле, бегать по стальным полам в башмаках или сапогах означало скомандовать «подъем» экипажу, дрыхнувшему в каютах и кубриках.
Внезапно Наум ощутил приступ робости – ему показалось, что линкор слишком огромен для его роты. Группы просто рассеются по кораблю.
«Ничего, – тут же успокоил себя Эйтингон. – В экипаже всего две тыщи с лишним человек, а «Тирпиц»… Да, он велик, но конечен. Да и деваться им некуда – или они угонят линкор, или…»
«Никаких «или»!» – приказал себе Наум.
Прибежал малорослый, юркий Мишка Бондаренко. Проведя три года в плену у гоминьдановцев, он лишился половины зубов, зато овладел приемами джиу-джитсу и еще каким-то китайским самбо – кулаком кирпичи разбивал!
– Машинное отделение захвачено! – выдохнул Мишка. – Турищев велел передать, что они, если надо, запустят двигатели и без немцев.
– Скажи ему, чтобы без самодеятельности! Запороть движки – это значит не выполнить задание. Заодно и сдохнем все…
– Понял!
Развернувшись, Бондаренко убежал, а Эйтингон вернулся на мостик. Договаривались же, что связные станут являться именно сюда. Наум поморщился – ему чертовски хотелось самому бегать сейчас по отсекам, делать, а не ждать сообщений от тех, кто как раз и занят делом. Судьба…
Прибежал Мюллер, доложил, что кубрики заперты, офицерские каюты изолированы, межпалубные проходы к орудийным башням отрезаны и находятся под контролем.
– Радиорубка? Или как она там называется…
– Заняли! Там Ивернев сейчас.
– А капитан где?
– Спал у себя. Оказал сопротивление. Ну, дали разочек…