– Стоп-стоп-стоп! Кто вам сказал, что демократия тут ни при чем? Очень даже при чем! Что такое, по-вашему, либерализм? Стремление к свободе? Допустим. А есть ли ограничения у этого стремления? Нету! Вот и получается, что фашизм – это производное либерализма. Свобода собраний, свобода вероисповедания, свобода слова… А почему не свобода убивать? Свобода мучить? Что препятствует этой свободе? Совесть? Немцев освободили от химеры совести! Закон? Напишем новые законы – против евреев, против большевиков и славян. Признаем их неполноценной расой – и дранг нах остен!
– А разве большевики сами не выступили против богатых? Против дворян?
– Не путайте, Топп. Большевики выступили против врагов народа, а уж принадлежат ли они к аристократии или к капиталистам, неважно. Дворяне… Между прочим, Шапошников, который в Генштабе, дворянин. А писатель Толстой – граф. Что же до богатых… Вы просто привыкли, Топп, что есть Круппы, Тиссены и прочие, ворочающие миллионами, и есть нищие, бездомные, отверженные. А у нас иные привычки – что нету больше хозяев, что мы все, жители огромной страны, товарищи. Да, мы живем беднее немцев, французов, англичан, но это временно. А по мне, так заботиться о желудке или о новом автомобиле – дело десятое…
– Воздушная тревога!
По кораблю разошелся звон боевых колоколов.
– Фасбендер!
– Мы готовы!
– Много… этих?
– Три девятки бомбардировщиков! Полагаю, идут с Банака!
– К бою! Дымовую завесу выставить!
Эйтингон выскочил под небо – на востоке словно кто штришки в небе проставил.
– Вебер! Организуй главный калибр!
– Яволь!
Зенитное вооружение «Тирпица» было не ахти, немцы вообще пренебрегали противовоздушной обороной кораблей – сохранилась такая дурная традиция с Первой мировой, хотя современные самолеты сильно отличались от тогдашних аэропланов.
По всему линкору были расставлены восемь спаренных установок 105-миллиметровых орудий, вот и вся ПВО.
Свое веское слово должны были сказать и пушки главного калибра – их стволы могли задираться вверх на тридцать градусов.
– Товарищ командир! «Юнкерсы-88»!
– Понял.
Эйтингон вскинул бинокль и различил знакомые силуэты с «жучиными глазами» кабин. Дымовая завеса застила небо, но ветер задувал свежий и рвал «дымовуху» в клочья.
Красиво развернулись башни – все четыре плавно задрали громадные стволы.
– Огонь, огонь! – процедил Наум, вернувшись на мостик. – Чего они тянут?
Ревун известил о готовности, и Эйтингон живо заткнул уши. Даже здесь, в рубке, мощь главного калибра впечатляла.
Сотрясся весь корабль, «лисьи хвосты» выстрелов вырвались кверху, и накатил чудовищный грохот. Снаряды с временными взрывателями искали цели.