Нет, когда в народе вызревают национальные чувства, когда его представители ощущают свою идентичность, тогда естественным и понятным становится желание самоопределиться, отделиться от государства, которое данный народ, скажем так, «перерос».
Чаще всего это случается по такой схеме: некий народ угнетают, он сплачивается на «крови и почве» и борется за обретение независимости своей родной земли. Святое дело!
Вот только с Украиной все шиворот-навыворот. Сначала петлюровцы, а теперь и бандеровцы требуют «самостийности та незалежности», а уже потом изобретают нацию.
Именно изобретают, выдумывают национальных героев, а поскольку таковые отсутствуют, то их место занимают предатели, вроде Мазепы. Дескать, гетман сражался за незалежность, потому и шведам продался.
А что всем этим петлюрам да бандерам делать? Никто малороссов не угнетал, кроме разве что поляков, но как раз так называемый украинский язык – на три четверти искаженный польский. Ну, на то и пшеки. Деятели из Австро-Венгрии хотя бы подрывную работу вели, когда Украину придумывали, а поляки… У них же Малороссию отобрали «клятые москали», вот шляхта и решила им насолить – раз Украина не наша, то и вашей она тоже не будет!
Однако чтобы понять всю искусственность Украины, надо думать, соображать, а это трудно. Куда проще орать «Героям слава!»…
Плавное течение мыслей было прервано самым грубым образом – в двигатель ударил мелкокалиберный снаряд. «Ганомаг» подбросило, и второй выстрел пробил днище, разрываясь в кузове…
…Судоплатова привели в чувство шлепки ладоней по щекам. Он открыл глаза и увидел перепуганную мордашку Марины Ких.
– Товарищ комиссар, вы живы?
– Слегка… – прокряхтел он, пытаясь сесть. Ему это удалось, а опорой для спины стал ствол дерева. «Ганомаг» догорал метрах в десяти от него.
Переход от спокойных дорожных размышлений к бешеной сутолоке боя был настолько неожиданным, что какое-то время Павел находился в некоем подобии транса.
– Кто… нас? Шухевич?
– Этих было мало, товарищ комиссар. Румыны напали!
В поле зрения появился Трошкин, его голова была обвязана бинтом. Майор сразу заулыбался, увидев, что командир жив.
– Плохи дела? – спросил Судоплатов.
– Да нам повезло. Мы вперед вырвались! Стрельнули по нам и оставили догорать, а основной удар пришелся по колонне… Короче, товарищ командир, уходить надо! Румыны идут, а с ними бандеровцы.
– К нашим прорваться никак?
– Никак, товарищ командир! Нас всего семеро: вы, я, Марина, Микола, Хосе и мои – Федька с Гавриком.
– Ладно, уходим…
Опираясь на ствол, Судоплатов встал. Голова закружилась, тошнота подступила к горлу, но он пересилил недомогание. «Так тебе и надо, командир сраный, – подумал он со злостью. – В следующий раз, если не сдохнешь, будешь разведку вперед слать, а не переть, как дурак!»