— Покурить бы.
Знаменский разрешил, самого тоже тянуло. И милиционер обрадованно полез в карман.
— Пошли на волю, тут потом не продохнешь, — позвал некурящий Томин.
Вышли. Горобец сел на ступеньку крыльца, затягивался и ворочал шеей.
— Свернул? — спросил милиционер. — Ну сам и виноват.
Томин двинулся по периметру владений Горобца, чтобы обозреть будущий фронт работ. Не городская квартира, где передней начинается — балконом кончается. Тут хозяйственных построек полно, да вон колодец, да дров поленница неоглядная. Не говоря о доме. Целая бригада упыхается. Вот тебе и отдохнул, поблаженствовал!..
Что это там голубеет между сараем и кучей мусора под забором? Мусор после зимы серый, слежавшийся, а голубой комок только припорошен пылью.
Ни о чем особенном Томин не думал, рука сама подняла хворостину с развилкой на конце, подцепила и перенесла комок поближе. В воздухе тот развернулся и оказался мужской сорочкой, залитой на полах чем-то темным. Так выглядит примерно недельной давности кровь.
— Паша! — крикнул Томин. — Всех сюда!
На «шерстяное дело» Кибрит, конечно, не потащила следственного чемодана. Но таковой, по счастью, оказался (девственно нетронутый) в горотделе.
Их обоих (Зину и чемодан) доставили на мотоцикле с коляской. Знаменский и Горобец заняли прежние позиции.
— Товарищ эксперт, определите характер пятен на рубашке, — на людях Пал Палыч обычно обращался к Зине официально.
Та расстелила на столе сорочку, вынула необходимые препараты.
Повисла продолжительная тяжелая пауза.
— Это кровь человека, — прервала молчание Кибрит.
Иного и не ждали. Зина свернула рубашку, Знаменский зашуршал протоколом обыска.
— Слушайте внимательно, гражданин Горобец, и отвечайте точно. Я запишу ваши ответы в протокол слово в слово.
Горобец тупо слушал.
— Читаю вопрос: «На принадлежащем вам участке за сараем при обыске найдена мужская верхняя сорочка с бурыми пятнами на груди. По заключению эксперта-криминалиста, это кровь. Что вы можете сказать о принадлежности сорочки и происхождении следов крови на ней?»
Горобец молчал.
— В такой ситуации молчать — плохо.
— Нечего мне сказать, — выговорил наконец Горобец, упершись лбом в громадный кулак. — Не моя рубашка. Не знаю чья. Не знаю, почему в крови. Первый раз вижу…
Чтобы молниеносная людская молва не опередила следствия, за Миловидовой послали того же мотоциклиста. Остальных забрал знакомый Томину «козлик». Быстрее дошли бы пешком, но совместное шествие Горобца, московской «команды» и местного работника милиции просто свело бы население с ума.
Взбудораженный горотдел поснимал рубашки для процедуры опознания. Кибрит выбрала три похожих на найденную в мусоре, а ее свернула так, чтобы скрыть пятна, и разложила все в кабинете начальника.