Подошла совсем близко. Огонь уже вскинулся высоко, победил сумерки и обозначил лица. А лица эти — чужие мне. Снова я всё выдумала, вовсе и не вместе ребята. Геннадий, развалившись на земле, с ехидной улыбкой лениво переводит взгляд с одного на другого. Глеб, слушая Шуру, брезгливо кривит губу. Олег равнодушно шевелит веткой в костре. Каждый сам по себе. И между мной и ими тоже нет никакой связи, она порвалась.
Увидела меня Даша, встала, пошла ко мне. В руке её свечкой горел прутик. Она спешила, и улыбалась сияя, и снова была золотистая.
Сизо-белый огонь летел к верхушкам сосен. Высоко, в поднебесье, он расцветал рыжими и белыми всполохами. Только Олег умеет разжечь такой непобедимый кострище. И, озарённый им, перебирает струны гитары:
Ваше величество женщина!
Как вы решились — ко мне?
Ирина шевелит губами, повторяя слова. Она ярко-розовая от огня. И губы её непомерно большие, опухшие.
Она по проволоке ход-и-ла… —
выстанывает Олег. Ирина придвигается к нему.
Кажется, я ухватила то, что прячется в нём: мне неловко, когда он поёт. Но теперь я новая, не прежняя, и я не скажу ему об этом. Затаюсь. Это его дело. Зачем вмешиваться в его жизнь?
Как бы проверяя себя, ещё раз, последний, смотрю на него и застываю: Олег глядит на меня насмешливо, взгляд во взгляд, не отрываясь. Губы поют, глаза опровергают. Опять я выдумываю? Но ведь ясно, Олег словно говорит: «Не плевать тебе! Глядишь на меня. Ищешь во мне что-то. Борешься со мной».
Я сразу не поняла, что произошло — гитара из рук Олега переплыла к Даше. Разве Даша умеет играть?
Я встретил вас, и всё былое
В остывшем сердце ожило.
Я вспомнил время, время золотое,
И сердцу стало так тепло…
От неожиданности шагнула вперёд. Увидела сошедшиеся на мне взгляды ребят: освещённые огнём, очищенные огнём, голубые, серые, карие. Ничего не порвано. Я с ними соединена уже неподвластной разрушению любовью, их встревоженностью и моим упрямством отторжения от них. Они смотрят на меня, как на больную. Не обижаясь, ждут терпеливо, когда я вернусь к ним. Геннадий обхватил руками колени, спрятал в них голову — точно так же теперь сидит, как любит сидеть Фёдор. Может, мне показалось, что он лежал развалившись?
Даша поёт низким, вовсе незнакомым мне голосом:
Тут не одно воспоминанье…
Снова сажусь. Даша застала меня врасплох. Она смотрит на меня, чуть кося глазом. Сейчас мы с ней вдвоём — один на один.
В костре есть что-то мистическое.
Огонь сжирает сочные листья кустов, хвою, взметается вверх, потрескивает, греет вечером настывший воздух.
Ирина морщит лоб, и лицо у неё перекошено, точно зубы болят. Мне кажется, она сейчас думает о Юрии.