— Признаешь ли ты, Элена из Сарагоссы, что занималась ведьмовским промыслом? — зазвучал голос инквизитора из темного угла пыточной.
— Нет! Я невиновна! — женщина сразу разрыдалась, очевидно испуганная угрожающим набором палаческих инструментов.
— Ну как же — нет? — голос инквизитора стал доброжелательным. — Вот тут у меня свидетельства твоих соседей о том, что ты наводила порчу на их поля, из-за твоего проклятия у доньи Марии родился мертвый ребенок, а у сеньора Рамона корова отелилась двухголовым теленком, что явно свидетельствует о вмешательстве врага рода человеческого, — инквизитор осенил себя крестным знамением, пристально глядя на ведьму.
— Клянусь пречистой девой дель Пилар, все это — злобные наветы! — ведьма упорствовала, прижимая к себе девочку, словно присутствие малышки могло ее защитить.
— Элена, тебе лучше во всем сознаться, — инквизитор говорил мягко, почти ласково. — Зачем ты упрямишься? Расскажи, как ты наводила порчу на урожай? Почему сеньор Матео упал с крыши сарая и сломал себе ногу так, что она потом почернела и распухла, от чего он и умер? Расскажи обо всем, покайся, откажись от сатаны.
— Я невиновна! — рыдала женщина.
— Ну что ж, — вздохнул инквизитор. — Я не хотел этого, но придется, раз ты не хочешь сознаваться сама. Приступайте, сеньор Хосе.
Сеньор Хосе подошел к женщине, подтолкнул ее в спину, чтобы подвести к специальным козлам.
Однако инквизитор покачал головой, показывая глазами на девочку. Палач задрожал, когда она посмотрела ему прямо в глаза, однако взял за руку и повел. Маленькая ладошка полностью утонула в его огрубелой руке.
— Элена, почему бы тебе не признаться во всем сейчас? — инквизитор не оставлял надежды на то, что женщина заговорит.
— Я невиновна! — продолжала твердить она, но вдруг увидела, что ее дочку привязывают к некрашеной деревянной столешнице, затягивая на маленьких ручках и ножках зажимы. — Вы не посмеете! Она же — ни в чем не виновата!
— Она — ведьмино отродье! — загремел голос инквизитора. — Признайся во всем и заслужи прощение!
Женщина упрямо качала головой, глотая слезы. Инквизитор кивнул сеньору Хосе.
— Карлито, — шепнул сеньор Хосе помощнику, — приготовь клещи.
Мальчишка кивнул, раздувая огонь маленькими мехами. Когда клещи накалились добела, он подал их палачу. «Великоваты для такой крошки», — грустно подумал сеньор Хосе, подходя к девочке. Она лежала на удивление смирно, только смотрела своими огромными глазищами. Ее мать визжала на другом конце помещения, удерживаемая двумя подручными палача, здоровенными парнями. Инквизитор еще раз кивнул, показывая на ножки девочки, и опять перевел взгляд на ведьму. «Папа, а почему у доньи Хосефы нет пальчиков?» — глупо мелькнуло воспоминание, когда сеньор Хосе поднес клещи к крошечной розовой ступне. «Есть пальчики, есть», — думал он, осторожно беря белым, дышащим жаром железом, маленький пальчик. Противно запахло паленым мясом. Нежная кожа пошла пузырями, которые тут же лопались, сочась мерзкой красно-желтой жидкостью. Девочка отчаянно завизжала, брызжа слюной и закатывая огромные глаза так, что оставались видны только белки. Сеньор Хосе повернул клещи, вслушиваясь в хруст мелких косточек, и рванул их на себя. Пальчик безжизненно повис в клещах.