…барыня ты моя…
Евстигней тихонечко напевал, покачиваясь со стороны в сторону. И тварь с той стороны щита тоже покачивалась. Она наклонилась, приоткрыла пасть, и из нее стекали нити слюны.
Глаз потемнел.
А шкура светилась…
– …сударыня ты моя…
– Евстигней, – я схватилась за недошитое плечо и тряхнула. – Очнись.
Может, душа и выскочит из тела со страху, зато тело это останется под щитом. А то ж, чую, станется с Евстигнея выйти сплясать с тварюкою.
Он скривился.
– З-зося…
– Я. – Пальцы с плеча убрала. – Извини, но…
– Я уснул?
– Уснул.
– Помню, с тобой говорил, повернулся, а потом…
– Я видела, – не стану притворяться, потому как не умею.
– Что?
– Скоморох и… и раньше, еще в общежитии… ты…
Евстигней вцепился в волосы и дернул, зло так, будто выдрать желал.
– Надави на рану, – попросил. – Когда больно, я в сознании. А то что-то неправильное происходит. Значит, видела… многое?
– Того человека… и медведя… я видела скоморох на ярмароке… там по веревке девка гуляла. И еще мужик огонь глотал. А еще один с парнями на спор боролся… кто кого… кто переборет, тому золотой… а еще… – Я замолчала.
Те, ярморочные скоморохи, плясали.
Пели.
И смеялись.
И я смеялася, и прочие. И деньгу кидали, медь мелкую, а все кидали… а старик, навроде того, который песни пел, собирал и кланялся. Со стариком две собачки ходили на задних лапах и тоже кланялися. И это тож развеселым мнилося…
…сколько там было взаправдошнего веселья?
– Все обман. – Евстигней сам сунул палец в рану и пошевелил. От же, только-только я кровь унять сумела, а он вновь расковырял. – Я… поймали… может, оно и к счастью. Я тогда мало что понимал. Даже не знал, сколько мне лет было. Куда шел… как… зачем… наверное, если бы не наткнулись они, я бы зиму не пережил. Или было бы хуже.
Тварь заворчала и подалась вперед.
Нависла над щитом.
Тронула его когтистою лапой, будто проверяя, по-прежнему ли прочен.
Стоит щит. И простоит хоть до утра… только чую я себя под щитом этакою мышою, которую горшком прикрыли, а она, сущеглупая, думает, будто бы от кота спаслася.
– Куда уж хуже.
– Поверь, Зося, всегда есть куда хуже. – Евстигней плечом повел. – Потом мне уже объяснили, что дар мой меня спас… латентный… спящий то бишь. Но и спящим я им воспользоваться сумел. Когда уходил, следы убрал… меня и не нашли.
– Кто?
– Да… думаю, было кому. Вспомнить бы. – Он сдавил голову руками. – Только как начинаю, голова раскалывается… я и сам пытался. И целитель наш… и жрец тоже… потом сказали, что само вернется, когда придет срок. А если не вернется, то мне с того радоваться надо. Стало быть, воспоминания эти до того тяжелые, что я их сам помнить не желаю.