Когда лорд-директор, наконец, насыщался, он всегда отходил на шаг, задумчиво к чему-то прислушиваясь. Его глаза в этот момент как-то по-особенному блестели и приобретали расчетливое выражение. Как у волка, вынужденно оторвавшегося от поедания сочной туши, а теперь раздумывающего, не откусить ли еще.
Правда, второй глоток он пока делать не рисковал — наверное, для этого я слишком бледно выглядела. Лорд Эреной просто кидал на меня внимательный взгляд, наверняка проверяя, сколько осталось, после чего спокойно отворачивался и продолжал объяснение с того же места, на котором закончил.
Как я выдержала первые, самые трудные дни, честно говоря, не знаю. Постоянный озноб заставлял меня чувствовать себя совсем больной. Ощущение бесконечного, вездесущего холода сводило с ума. У меня каждый вечер перед сном стучали зубы, а поутру я иногда не могла удержать кружку в сведенных судорогой руках.
Наверное, от отчаяния меня удержала лишь мысль, что это — не навсегда. Что когда-нибудь мучения оправдаются, и я смогу дать достойный отпор любому позарившемуся на меня магу. Лорд Эреной до того наглядно показал, что именно меня ждет, что никаких сомнений не осталось: как бы я ни брыкалась, но рано или поздно меня все равно превратят в живой сосуд с драгоценной влагой, к которому будет припадать любой, кто окажется сильнее. Любой, кому только понадобятся мои силы. Всю жизнь, до самой моей смерти. И от этой участи не спасут ни дворцы, ни деньги, ни поклонники… никакие богатства и титулы. За таким даром, как у меня, всегда будут охотиться. И я всегда, везде, куда бы ни направилась, буду рисковать оказаться пойманной в ловушку и навечно запертой в чьих-то роскошных покоях. Если, конечно, не наберу достаточно сил, чтобы этому воспротивиться.
Поэтому я стойко терпела чужие прикосновения, молчала, когда становилось особенно туго, и ни разу не высказала то, что я думаю о способе питания инкубов. Свое слово лорд Эреной сдержал — мое драгоценное здоровье от его набегов не пострадало. Небольшая слабость, остававшаяся после «глотка», к утру проходила сама собой. Руки со временем все же отогревались. Внешне я тоже никак не изменилась. Ну, разве что бледности на лице добавилось. Что же касается остального тела, то на него, вопреки моим опасениям, так никто и не позарился, а на обильном трехразовом питании, которым меня неожиданно облагодетельствовали, даже тот суповой набор, который я стеснялась разглядывать в зеркале, выглядел уже не так устрашающе.
Постепенно ритм новой жизни стал для меня привычным. Ощущение постоянного холода со временем притупилось. Одиночество, которое я и раньше меня не особенно раздражало, совсем не давило. А скрашивающий мои вечера Рэн, ради которого я не ленилась прогуляться до зала с картинами, и вовсе сделал его незаметным.