Однажды она позволила бессмысленной сказке о любви вскружить ей голову. Разглядела в доверии, которое оказывал ей начальник, нечто большее. Привязанность становилась все сильнее, чувства кипели. И что в итоге? С первым поцелуем возлюбленного Эрин лишилась единственного, чем дорожила, а именно: особого положения при его особе. До этого она была доверенным лицом, незаменимой помощницей, а в кого превратилась после? В еще одну случайную любовницу. Еще одну женщину, которая ползала вокруг кровати, собирая свою одежду, в то время как Дмитрию не терпелось закрыть за ней дверь.
Эрин была даже благодарна Дмитрию за то, как быстро и эффективно он развенчал миф о любви, в который она почти уверовала. Возвращаясь после той ночи домой в мятой вчерашней одежде, она дала себе слово, что не будет такой же наивной, как ее родители. Никогда.
– Мама с папой считают, что детей можно заводить, только если мужчина и женщина любят друг друга самозабвенно и страстно, как в сказке. Даже если они правы, что маловероятно, я такой любви не хочу.
– Почему?
– Да потому, что это зависимость, которая подчиняет себе всю жизнь! – Эрин яростно помотала головой. – Я видела, что эта ваша сказочная любовь делает с людьми, как они зацикливаются на ней, словно ничто больше не имеет значения. А она разбивает им сердца, сводит с ума ревностью. Любовь – не более чем мошенничество, красивая ширма для прикрытия похоти. Ну и кто теперь глядит с укоризной, Дмитрий? Ты думал, что все женщины готовы преподнести мужчине свое сердце на блюдечке с голубой каемочкой?
Макаров не попался на этот крючок:
– Возвращаясь к твоим родителям, они в курсе, кто отец Лео?
– Нет. Знает только Тара.
– Почему ты сохранила это в тайне? Желтая пресса могла бы неплохо заплатить за историю, и тебе не пришлось бы соглашаться на фиктивный брак.
– Я бы никогда не допустила, чтобы репортеры преследовали Лео.
– Думаю, у твоего молчания была и другая причина. Ты боялась, что я узнаю о сыне из газет или как-то иначе.
Каждая секунда тишины словно бы расширяла пропасть между ними. Дмитрий имел полное право на гнев и обиду, которые Эрин услышала в его голосе. А она заслужила угрызения совести, разрывавшие ей душу.
– Это правда, я хотела спрятать Лео от тебя.
Ей было страшно смотреть в лицо Дмитрия, но и отвести глаза Эрин не могла, это было бы проявлением эмоциональной трусости. Вопреки ожиданиям, он не обрушился на нее с проклятиями, ей даже показалось, что ее слова скорее опечалили, чем разозлили Дмитрия.
– Как бы там ни было, все это в прошлом, – коротко сказал он, взглянув на часы. – Почти восемь. Хочешь посмотреть, как я езжу верхом?