Зато тесть обожал малыша. Он видел, как родители относятся к сыну, и жалел мальчонку, он-то в чем виноват? И получилось, что маленького Костика любил самый могущественный в семье человек — Трофим Глебович.
Митино положение все еще не прояснилось, хотя они достаточно уже жили в Москве.
— Устраивайся дворником, — как-то бросил тесть на ходу, посмотрев на Митю с презрением, и закончил, как припечатал, — хотя какой из тебя дворник! С тебя как с козла молока.
И Митя не обиделся.
Что пережил он сам по приезде, не знал никто, да и не надо никому знать о каждодневной непрекращающейся боли, о стыде перед Нэлей, о ненависти к самому себе…
Он начал потихоньку попивать, гуляя с младшим по бульварам и заглядывая в пивнушки по дороге.
Нэля ничего не говорила, хотя и злилась ужасно. Она четко понимала, что с Митей все кончено. И деваться ей от него некуда — трое детей, привычка, никого вокруг, кроме папы…
И Нэля, стойкая и крепенькая Нэля, научилась плакать — жизнь научила. Она плакала по ночам, когда Митя засыпал и переставал бродить по квартире.
Папа, когда ненадолго приходил к ним, не уставал Неле повторять, что Митька — неблагодарная тварь, нищий, безмозглый, что его вытащили из помойки, а он в благодарность испохабил всю жизнь его святой дочери! Что нагреб ей кучу детей, а кормить их будет он, Трофим! Что Митька — сволочь и бабник и что с ним надо кончать. Что Нэля — красавица и даже с тремя детьми выйдет замуж, — уж папа постарается найти дочке достойного человека… Решайся, дочка! Не пропадем. А эту обузу надо скидывать. «Я его видеть не могу, ты уж прости… Смотреть, как ты изводишься, нет сил. Отправляй своего богоданного на все четыре. Комнату, так и быть, я ему сделаю, хрен с ним. Двоих ребят к матери отвезем — ничего, не переломится… Одного, кого захочешь, — оставляй, Митеньку ли, Трошу или Костика, — тебе решать. Будешь одна, при квартире, с одним ребенком, красивая, молодая, чего тебе? Подумай, доченька, — и Трофим погладил Нэлю по черной головке своей корявой рукой бывшего хлебопашца, — а я на пенсию пойду, совсем в Киев уедем — красиво там, хорошо, — благодать! Работать захочешь, — тоже пожалуйста!
И однажды Нэля сказала:
— Папа, я согласна.
А Митя будто почувствовал это, и, гуляя с Костиком и ежась от начинающейся осенней сырости, он думал о Нэле. Если раньше он знал, что все проблемы, как ни велики они были, решатся в постели и Нэля снова станет кроткой овечкой, это при ее-то характере! Теперь все было иначе. Что ж, ему придется съехать… Но куда? Он здесь прописан… Митя подумал, что ему надо сказать об этом решительно и твердо — и тестю, и жене. Или что? Они выкинут его с вещами на улицу?