…На следующий день Федор Петрович с семьюдесятью разведчиками на пяти суднах отправились вниз по Шилке до устья Аргуни и дальше по Амуру. Боясь попасть в маньчжурскую засаду, казаки постоянно были настороже, но на пути им попадались одни только утлые лодчонки азиатских рыбаков, проверявших свои снасти.
Маньчжуры покинули и Албазин, хотя то, что они оставили после себя, мало походило на крепость. Албазин и все вокруг сожгли и разрушили, не тронули только хлеб на полях. Видно, враги уже не думали о возможном возвращении русских.
«Куда эти маньчжуры подевались? — никак не мог понять Федор. — Им не нужен оказался Амур? Тогда зачем они воевали, зачем сгубили своих и чужих людей?»
Позже выяснилось, что маньчжуры, оставив пятьсот своих воинов с четырьмя пушками в Айгуни, ушли на реку Нонни. Об этом, вернувшись через три недели в Нерчинск, Опарин и доложил воеводам.
— Говоришь, хлеб остался на полях? — призвав Федора в приказную избу и выслушав его, произнес Власов. — Много?
— Полагаю, с тысячу десятин наберется, — ответил казак. — Прибавь к этому еще огороды.
— Хорошо! — довольно ухмыльнулся нерчинский воевода. — Слыхал, Ляксей Ларионыч? — обратился он к бывшему здесь же Толбузину. — Готовься в путь. Хлеб, поди, уже в поре — знать, убирать его надо. Там и до холодов недалеко, поэтому надо еще успеть жилье построить. Не в прикопах же зимовать.
Вскоре для сбора хлеба в Албазин на легких суднах послали Бейтона с двумя казачьими сотнями и пушкой. В разных числах августа 1685 года на Амур отправились остальные казаки под начальством Толбузина, с ними ушли албазинские пашенные и промышленные люди. Баб с детишками решили не брать, но те вдруг заартачились. Как, мол, так! Кто вас кормить да поить будет? Нет, так дело не пойдет. Пришлось и тех взять с собой. Ладно, мол, уж если возвращаться, то всем миром. Чай, не в гости идем — к себе домой.
Петр еще не успел оправиться после ранения, и Наталья решила уговорить его остаться в Нерчинске. Вот, мол, поправишься маленько и вернешься. Он сначала взбрыкнул, но когда узнал, что вместе с ним останется Дашка, успокоился.
Ах, Дашка!.. За эти несколько недель Петр привык к ней, и когда не видел Дашку, начинал тосковать. Лежит, бывало, на примосте в заднем углу хозяйской избы и злится.
— Ты где была? — обычно с упреком спрашивал он ее. — Больше не ходи так долго.
Та смеялась:
— Разве я тебе жена? Если нет, так и не говори. Лучше вот молочка парного попей.
Чувства девушка не могла скрывать. Ее выдавали глаза. При виде казака они лучились, точно утреннее солнышко. Только в свои шестнадцать лет она еще не могла толково судить о любви. Да, ее влекло к Петру, но она даже в мыслях боялась признаться себе в этом, считая, что ей еще рано заглядываться на взрослых мужиков. Петр же все видел.