— Это мой брат, — с нажимом сказал Мюльдюн. — Юрюн Уолан.
Он дождался, пока громила прожует обиду, и повернулся ко мне:
— А это, Юрюн, мастер Кытай Бахсы.
— Кузнец? — ахнул я.
— Угу.
Вот это да! Выходит, мы уже приехали? Жуткий дом-гром — знаменитая Кузня?! А копчёный громила… Одеждой кузнецу служил промасленный фартук из толстой бычьей кожи, надетый прямо на голое тело. Таким фартуком шалаш накрывать, от ливня. С трех быков шкуры содрали, или даже с четырех. На фартуке темнели многочисленные пропалины. Голые плечи кузнеца были изуродованы шрамами от ожогов. Под слоем копоти, и то видно. Предплечья — тоже. Ох, и руки у него! Ручищи! Жилами перевиты; кожа — кора, пальцы — сучья…
— Здравствуйте, мастер Кытай! — опомнился я.
Кузнец изучал меня с ног до головы. Так охотник, мечтавший добыть лося, уговаривает себя, что тощий заяц — вполне годная добыча.
— Всё ли у вас хорошо? Все ли здоровы?
— Всё, — ухнул кузнец. На вид он был мрачней ночи. — У меня всё хорошо.
Словно подтверждая сказанное мастером Кытаем, из-под земли ударил вопль:
— Аай-аайбын! Ыый-ыыйбын!
— Что это?! — подпрыгнул я.
— Аай-аайбын!
В недрах что-то шмякнулось. Земля под ногами ощутимо качнулась:
— Ыый-ыыйбын!
— Уймись! — гневно откликнулся старушечий голос. — Не беснуйся!
— Ыыыыы-ый!
— Запру!
И снова — шмяк!
— Аай-аайбын!
— Запру! Запру окаянную!
— Это старуха моя, — с отменным равнодушием сообщил кузнец. — Дочку вразумляет. Ну что, гости дорогие? Айда в дом?
— Доспех подбирать? — не выдержал я. — Правда, мастер Кытай?
— Да уж подберем…
— Шлем? Меч?
— Да хоть зубочистку…
Он побрел к Кузне, нимало не интересуясь, следуем мы за ним или нет. Налетел порыв жаркого, несущего гарь ветра, растрепал седые волосы Кытая. Взметнулось над головой кузнеца облако тусклого серебра. Хоть садись на него верхом и лети домой, к любящим родителям. Я поймал своего пегого за узду и поплелся, куда велели. Рядом шел Мюльдюн, ведя в поводу вороного.
Брат молчал. Ну, и я молчал.
Разочаровал я кузнеца, сразу видно. Он, небось, думал: этот парень здоровый, как Мюльдюн. Громила! Хотел мастерство показать, самый лучший доспех подыскать Юрюну-боотуру. А я не громила вовсе. Вот Кытай и заскучал.
«Разве ж это брат?» — слова кузнеца вились вокруг меня роем кусачих пчёл. «Где брат твой, айыы?» — поддакивал из-за плеча мертвый Омогой.
Под землей опять завопили.
Мы прошли рядом с дымящейся ямой. Я от большого ума заглянул в нее, но ничего толком не рассмотрел. Дым, чад, темень. Есть там дно, нет — спросите чего попроще. Ямы, где полыхал огонь, мы оставили в стороне. Жар оттуда валил: ой-боой! Неудивительно, что у мастера Кытая брови-ресницы обгорели. И борода с усами. Остатки торчали ржавой щетиной, как на загривке у взбешенного кабана.