Протирая бокал, предыдущий уже передав мне, Герман спрашивает:
- Так я не очень понял, у него фамилия Фаворский, но его отец – наполовину афганец? – с удивлением в голосе говорит парень, глядя то на меня, то на работу, которую выполняет.
Мы вдвоем сервируем небольшой зал под названием «Дольче» в саду отеля. Из персонала, помимо нас, только охрана, пару человек на кухне и девушка на ресепшен.
- Угу, - отзываюсь, расстилая скатерть, а поверх нее – наперон. – Ты никогда не угадаешь, как зовут папу этого козла, - грустно усмехаюсь. – Он назвал сына в честь себя, хотя сам после того, как его папаша бросил русскую мать, принял другую веру и уехал жить в Европу. Там и женился… Говорил, что в первое время боролся с тем, чтобы не поменять имя, но фамилию на материну сменил.
Левандовский протягивает мне несколько натертых столовых приборов.
- И зачем же называть ребенка своим именем, если, как я понял, он сам его не любил?… Имя свое, - договаривает пояснительно Герман.
Я пожимаю плечами, взглянув на собеседника.
- Потому что Эмин-старший хотел оставить после себя наследника, полностью повторяющего себя самого, в любом плане. То есть, он всегда говорил, что теперь можно спокойно умирать, так как на свете есть второй Эмин Фаворский, которому он доверит все, что имеет. Жаль, что не сдох! – заканчиваю, стиснув зубы.
Дальше наступает короткое молчание. Возможно, Герман все переосмысливает для себя. Если он сбежит от меня, с кучей проблем и жутким прошлым, я даже не удивлюсь. Поразительно, но пока не выговорилась, сама не понимала, что я – отнюдь не драгоценный камень. Напротив – во мне столько гнили. В такие моменты богатые люди начинают осознавать, что они не лучше, чем остальной народ в мире? А, может, даже хуже…
Мы продолжаем разговаривать, обсуждая Фаворского в самых худших проявлениях этого. Доходит до того, что я даже могу засмеяться, когда Герман говорит, что тот – полный мудак, как и его папаша. Ох, с этим я точно согласна! И когда Левандовский вызывает, якобы присутствующего здесь Эмина на воображаемый дуэль, я улыбаюсь. Я, и вправду, улыбаюсь! Искренне, без задних мыслей, без горьких воспоминаний. Я уже было собираюсь спросить Германа про его скелеты в шкафу, но в нашу идиллию вмешивается Маргарита.
- Работаете? – задает она, скорее, риторический вопрос, появляясь у входа и оглядывая зал.
Марго задерживает на мне взгляд. Мы с нею не встречались на прошлой смене, но теперь я вижу, что, приняв меня на работу, она получила доступ к управлению. Я для нее более не гость – подчиненная. И не видно в ее глазах ко мне никакого уважения. Ничего подобного.