Она просачивалась сквозь трещины в двери, затапливая комнату, словно наводнение. Дом снова содрогнулся.
Я выпрыгнула из кровати, дёрнула дверь — и тьма пронеслась мимо меня на невидимом ветру… Она была полна звёзд, хлопающих крыльев и… боли.
Так много боли, отчаяния, вины и страха.
Я помчалась в холл, ничего не различая в непроглядной тьме. Но между нами была нить связи, и я следовала за ней — туда, где как я знала, была комната Риса. Я неловко нащупала дверную ручку, а затем…
Ещё больше ночи, звёзд и ветра вырвалось наружу. Мои волосы разлетелись и хлестали на ветру, и я подняла руку, прикрывая лицо, и вошла в комнату.
— Рисанд!
Никакого ответа. Но я чувствовала его присутствие — чувствовала эту спасительную нить между нами.
Я следовала за ней, пока мои ноги не ударились о что-то, что наверное было его кроватью.
— Рисанд, — сказала я сквозь шум ветра и тьмы.
Дом трясся, доски пола грохотали под моими ногами. Я провела руками по кровати, нащупывая простыни и одеяло, а потом…
Потом я коснулась твёрдого, подтянутого мужского тела. Но кровать была огромной, и я не могла схватить его.
— Рисанд!
Тьма вихрем кружилась вокруг нас — начало и конец мира.
Я забралась на кровать, стремясь к нему, наощупь определяя, что вот его рука, вот его живот и его плечи. Его кожа была ледяной, когда я схватила его за плечи и прокричала его имя.
И снова никакого ответа. Я скользнула рукой к его шее, губам — чтобы убедиться, что он все еще дышит, что это все не означает, что его сила покидает его тело…
Ледяное дыхание обожгло мою ладонь. Взяв себя в руки, я привстала на коленях и, целясь вслепую, отвесила ему пощёчину.
Мою ладонь обожгло от удара — но он всё ещё не двигался. Я ударила его снова, напирая на связь между нами, крича по ней его имя, будто это был тоннель, колотя по этой стене из чёрного адаманта, окружавшей его разум, и рыча на неё.
Трещина во тьме.
А затем его руки схватили меня, в мгновение ока переворачивая и вжимая меня в матрас с убийственной скоростью и точностью. Рука с когтями была на моем горле.
Я не двигалась.
— Рисанд, — выдохнула я. «Рис», — сказала я через нашу связь, кладя руку на его внутренний щит.
Тьма задрожала.
Я высвободила собственную силу — чёрное к чёрному, успокаивая его тьму, сглаживая резкие границы, всей душой желая, чтобы она успокоилась и расслабилась. Моя тьма пела его тьме колыбельную — песню, которую напевала мне няня, когда мать спихивала меня ей в руки, чтобы уйти заниматься очередной вечеринкой.
— Это был сон, — сказала я. Его рука была такой холодной. — Это просто сон.