За несколько лет до этого в такой же ситуации оказался председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин. Реакция его водителя была мгновенной, и он, вывернув руль вправо и погасив скорость на картофельном поле, выбрал единственно правильное решение. Правда, в этот момент премьер потерял сознание, а позже, когда пришел в себя, посчитал, что водитель чуть его не угробил. Требовал его ареста. Каракозову с трудом удалось убедить Алексея Николаевича Косыгина в том, что он, наоборот, обязан своему водителю тем, что остался жив.
Не могу не вспомнить и о том, как родился слух о том, что Машеров погиб в результате заговора и инсценированной автоаварии. Возглавлявший службу ГАИ страны милицейский генерал после перепоя ходил в районе происшествия и, разговаривая с людьми, глубокомысленно приговаривал: «Нет, здесь не все чисто. Похоже, кто-то это подстроил». Мне сказали об этой болтовне работники КГБ. Пришлось довольно круто поставить вопрос о его, мягко говоря, несерьезном поведении.
Через несколько дней в Минск прилетели Найденов и Каракозов. К этому времени выяснилось, что в разработанных МВД инструкциях по сопровождению автомобилей специального назначения много нелепостей и положений, прямо противоречащих друг другу. Обсуждали мы один вопрос: есть ли основания для привлечения к уголовной ответственности за халатность кого-либо из должностных лиц органов внутренних дел. Сошлись на том, что нет. Само дело сложности не представляло, и его успешно закончил Николай Игнатович. Пустовита осудили к 15 годам лишения свободы за нарушение правил безопасности дорожного движения, повлекшее гибель нескольких человек.
7 октября 1980 года республика прощалась со своим любимцем Петром Мироновичем Машеровым. К гробу покойного шли десятки тысяч минчан. Не меньше, несмотря на дождь, стояли на пути к кладбищу. Скорбь свою они не скрывали.
От ЦК КПСС попрощаться с кандидатом в члены политбюро приехал только секретарь ЦК М. Зимянин. Брежнев прислал своему товарищу по партии венок.
Правда, спустя некоторое время на очередные торжества в Казахстан приехали не только Брежнев и другие члены политбюро, но и все первые секретари ЦК союзных республик. Один из работников КГБ, обеспечивавший в Алма-Ате встречу сановных руководителей, контролировал разгрузку багажа из персонального самолета Гейдара Алиева.
– Не знаю, что было в больших кожаных чемоданах, – рассказывал он мне, – заглянуть в их содержимое я возможности не имел, но на каждом из них имелась бирка с указанием фамилии того, кому чемодан был предназначен. Как вы понимаете, фрукты таким способом не возят. Фамилий лиц второстепенных на этих бирках не значилось. Только первые.